Артем Журавлев - Монохроматический свет

Айка и вовсе считала, что школа имеет монополию на ее жизнь в детстве. Когда в Старгроме один раз в год выпадал снег, она была обязана умерить свои пыл и радость и отправиться на занятия, минуя снежные поля. Трудно описать чувство ребенка, выходящего на занятия снежным утром, когда ночное небо еще не успело спрятаться и уступить место солнцу. Но определенно можно сказать, что чувство это можно описать, как нечто невероятно туманное, и очень досадное. И можно быть уверенным, что каждый ребенок становится заложником этого чувства. Каждый день он подбадривает себя, что скоро оно закончится. Скоро он больше никогда не будет ходить в школу.

Дождь и пронизывающий ветер медленно гнездились в сердце Айки, пока она смотрела в окно. Казалось, что сырое Время Слез прорезало эти душные стены и обнимало плечи сидящих людей. Именно в таком беспамятстве вновь поймал Айку учитель Шойтах.

– Ты опять на своем долбаном корабле куда-то уплываешь от меня, Кригрейн?! Как я тебя ненавижу! Ты портишь статистику всего класса, ты блоха, которая копошится в наших задницах, не давая нам узреть покоя!

Айка грустно смотрела в пол, ей так хотелось очутиться в распростертых объятиях дождливого Времени Слез.

– Твои родители не отвечают. Наверное, сидят в трансе и пялятся в стену, как ты! Как я ненавижу вашу семейку! Сейчас я напишу и отдам тебе записку со своей подписью. Отдай ее родителям. И только попробуй мне забыть отдать или смыть ее в унитаз!

Неожиданно школа сменилась непроглядной темнотой. Все тело болело. Мышцы ныли. Левая рука отсохла.

Айка начала медленно приходить в себя, однако первые действия происходили только после четкого обдумывания. Вдохнуть. Выдохнуть. Рука. Лежу на руке. Отсохла. Перевернуться. Вдохнуть. Выдохнуть. Пощупать зад. Штаны на месте. Тело. Я в одежде. Вдохнуть. Выдохнуть. Что это за место? Открыть глаза.

Вопреки ожиданиям она оказалась в квартире. Но это не ее комната. Это кровать Адлегоса! Нет, нет, разве мог он так с ней поступить? Разве могло это ему сойти с рук? Ведь Карзах должен был услышать звуки боя. Но у Иронаила столько преимуществ по сравнению с изрядно ослабшим командиром.

Но Адлегоса не было. Перед ней на табуретке сидел Карзах Рейверий.

– Айка, ты меня слышишь? В глазах двоится? Тошнит?

– Слышу. Не двоится. Тошнит. – Слабым голосом ответила Айка.

Кригрейн повернула голову и та легонько скатилась с подушки, слегка отдавшись гулкой болью.

– Я положил подушку вертикально, прошу прощения. Сын любил так спать, ему почему-то было удобно так. Это я уже по привычке. – Карзах приподнял голову Айки и положил подушку горизонтально.

– Карзах, он ведь… Адлегос… Что и как…

– Успокойся, в настоящий момент твоей жизни ничего не угрожает.

Рейверий прочистил горло и немного задумался, смотря на стенку.

– Адлегос Иронаил совершил преступление. Когда я услышал отчетливый грохот в зале, я быстрым шагом направился туда. Когда я вошел, Иронаил сидел на твоей груди, потирая кулак после удара. Я увидел, как закрылись твои глаза. Тогда я взял на себя ответственность нейтрализовать Иронаила без преждевременного уведомления о своих действиях руководству.

– Где он теперь?

– Отправлен туда, где ему и место. Я не имею права раскрывать информацию о местоположении работников, нарушающих дисциплину.

Айка прикрыла глаза, собираясь с мыслями.

– Мне как-то и не особо интересно. Главное, что он меня уже не тронет. Не тронет же?

– Я не давал тебе повода сомневаться в моих заверениях.

– Ты обещал, что он меня не тронет, а я чуть коньки не отбросила.

Карзах прочистил горло.

– Я среагировал поздно. В этом моя вина. Однако, ты жива, а Адлегос теперь не представляет опасности.

– Почему такие, как он, настолько агрессивны? Мы же даже практически не были знакомы.

– Ты не маленькая девочка, Кригрейн. В нем животного больше, чем человеческого. К слову, сама знаешь, что людям свойственно иметь стереотипы и собственные принципы, которые запросто могут противоречить здравому смыслу.

– Какое мне, нахрен, дело до их принципов. Я что, кусок мяса, на котором он может практиковать все, что ему вздумается?

– Ты слишком идеалистична в этом плане. Люди – опасные создания. Тебе не трудно жить?

– Не надо учить меня жизни! Меня просто бесит, что я не могу нормально жить из-за животных, типа Адлегоса. Он же по головам пройдет, чтобы получить то, что ему очень хочется.

– А ты не пойдешь по головам?

– Я сделала много ошибок в жизни, но трупами дорогу не вымащивала.

– У нас у всех еще много ошибок впереди. Я очень хочу верить в то, что тебя не обуздает жажда крови.

Айка с трудом привстала и посмотрела в окно.

– Я весь день провалялась?

– Да, уже вечер. Адлегос неслабо тебя шарахнул. Я вколол тебе ренебодерин, он способствует восстановлению тела. Поэтому ты столько пролежала.

– Мне нехорошо.

– Это сильное лекарство. Тебе скоро станет гораздо легче. Сейчас тебе лучше отдохнуть.

Вечер сгущался за окнами. Город Старгром засыпал, хотя сложно это утверждать на данный момент. Раньше по улицам ходили люди, и когда они пропадали, можно было точно сказать, что город уходил на боковую.

Сейчас же, лишь редкий человек и банды мародеров, как тараканы, ползали по переулкам. На Айку вновь надавило одиночество, от которого она так спасалась. Казалось, что во тьме кроются ответы на все вопросы на этом свете, но лишь насмешливо прячутся, дразня людей тем, что они все же есть.

Карзах отодвинул табуретку и заполз на свою кровать. Тело ломило после драки.

– По-твоему, это справедливо? – Вновь начала Айка. – Справедливо то, что всех тут закрыли умирать?

– А по-твоему справедливо, если бы эта зараза перебила всю страну?

– Если бы ты стоял у руля власти, ты бы тоже закрыл город?

– Между моралью и долгом постоянно идет война. Ради спасения миллионов я бы пожертвовал тысячами.

– А перестрелял бы эти тысячи?

– Это противоречит и морали, и долгу одновременно.

– То есть пассивное убийство людей, когда их запирают в клетке, это праведное дело, а активное убийство, когда их стреляют, это террор?

– Ты гиперболизируешь, Кригрейн. В любом случае, это отличие политика от рядового гражданина – готовность принимать жесткие, но необходимые решения.

– А если бы болезнь разразилась в столице, то политики бы закрыли себя и героически полегли?

– Ты мыслишь масштабами рядового обывателя. Гибель всего правительства – это серьезный удар по государству и его обороне. Разумеется, все силы бы были брошены на спасение наших лидеров.

– То есть мы все-таки делимся на людей первого сорта, второго, третьего…

– Кригрейн! При возобновлении подобных разговоров и их настойчивом продолжении, я буду вынужден написать на тебя руководству. А там поминай как звали!