Александра Созонова - Последнее и единственное

Самым нелепым было то, что Шимон вовсе не любил Нелиду, он просто относился к ней с большим уважением и большим постоянством, чем к прочим подружкам. Жила ли вообще какая-либо любовь в его обаятельном, самодовольном теле – кто знает? Вряд ли.

Солнце высверкивало из-за листвы, перебегая в такт ее шагам от одной верхушки дерева до другой. Сочно-зеленая, неистовая трава сопротивлялась мнущим ее ступням. Жуки, стрекозы и бабочки пронизывали воздух во всех направлениях, и их было немногим меньше, чем конфетти в новогоднюю ночь.

Если б из этой первобытной красы исчезла волшебным образом женщина с толстыми ногами, назойливо-участливыми глазами без ресниц и безостановочным языком…

Усилием воли Зеу заставила себя перестать думать о Нелиде. Принялась вспоминать Будра, которого им предстояло найти сегодня. (Если они ищут его, вглядываясь в каждый квадратный метр травы, и если лес не наполнен его криками о помощи, это может означать, что… случилось нечто в высшей степени грустное и непонятное?)

Впереди показалась канава глубиной метра два и шириной около метра. Секунду поколебавшись: обойти ли перепрыгнуть? (если обходить, вплотную окажется Нелька с ее ногами) – Зеу прыгнула. Как чертик из табакерки, выскочило воспоминание: ей три или четыре года, такая же канава на прогулке в лесопарке. Можно обойти – всего-то пять шагов влево, но обходить не позволено. Приказ: прыгай! Страх, пригвоздивший к земле, и паника. Что ужаснее: упасть и сломать ноги или ослушаться, вызвав его гнев?.. Тогда еще жива была мама, и она, кажется, уговаривала разрешить ей обойти злосчастную канаву. Но он был непреклонен. Мама… смутный образ нежности и робости. Она умерла, когда Зеу было четыре – покончила с собой. Он врал ей долгое время, говорил, что мать их бросила, укатила на север с любовником, но как-то – ей было лет десять, проговорилась соседка: никуда не уезжала, повесилась. Не дома, нет, пожалела кроху, не стала ломать ей психику: ушла в лесопарк поздно вечером. На кожаном ремешке от пальто…

Нет-нет, вспоминания сейчас не к месту! Нужно – о Будре.

Возможно, пропавший завхоз всех дурачит, как предположил Шимон. (Или Губи?) Он довольно загадочное существо, завхоз Будр. И в остров он влюблен, это точно. Почему бы ему и в самом деле не остаться тут насовсем? Они неплохо сочетаются вместе – старик Будр и остров. Передвигается он неслышно, какой-то охотничьей или индейской походкой, говорит мало и мягко и, поднимая глаза из-под песочных бровей, смотрит на всё сразу и ни на что в отдельности. Нелька утверждает, что он сторонится людей, потому что слишком их изучил и наперед знает, что они скажут или сделают. Исчез он таинственно (Нелька впереди засвистела, свист был прерывистый, фальшивый и тонкий), и Велес волнуется и не умеет этого скрыть, и они будут искать до ночи и, может быть, целую ночь. (Нелька старалась выправить свист в изворотливую мелодию, но это плохо получалось: угловатые звуки рвали хрупкие перегородки мелодии, к тому же к свисту стала примешиваться хрипотца, и Нелька затихла.)

Зеу резко остановилась. Постояв три секунды, она подошла к изогнутой старой лиственнице и взялась за нее руками. Прижалась щекой к коре и потерлась о теплый лишайник. Глаза ее неестественно напряглись, а ладони ослабли и медленно опускались вдоль ствола, царапаясь о кору.

В двух шагах от нее лежал на спине Будр. Он был мертв.

Зеу отстранилась от дерева, с трудом удерживая равновесие, подошла к самому его лицу и присела на корточки. Впервые она видела так близко перед собой труп человека. Не официальный, чопорный, подкрашенный и отутюженный – в гробу, не аморфно-безликий – в морге, а живой, настоящий труп. Человек, который еще вчера ходил, улыбался, завтракал, – лежал перед ней навзничь. Совсем остановившийся, непонятный.

Зеу осторожно отвела волосы с его лба и прислушалась. Она не знала, зачем затаила дыхание и что надеялась услышать. Вместе со страхом, парализующим движения, замедляющим бег сердца, она ощутила какую-то нежность, зарождающуюся внутри… а может, извне ее? Нежными были глаза, обращенные к мертвому, ладонь, распростертая над его лицом, нежным было дыхание. С изумлением она чувствовала, как волна какой-то заострившейся теплоты, спокойствия и ласки, исходящая от Будра, подхватывает ее, обволакивает и уносит.

Спокойное доброе лицо Будра лежало среди спутанных волос и бороды, подбородок был чуть повернут и упирался в воротник куртки. В приоткрытых глазах не было ни боли, ни страха. Они смотрели мимо. (Впрочем, похожее выражение светилось в них и при жизни.) Мягкие усталые складки у рта делали лицо беззащитным. Ладони, полуоткрывшись, теплели в траве, и рисунок их был прост и естественен, как рыжая земля с выступающими корнями лиственниц, пучками мха и муравьями.

Зеу, расширив глаза от необычайности, тихонько подула на смятые полуседые волосы. Они легко шевельнулись.

Она вздрогнула от прерывистого вздоха.

Велес, опершись руками о то же дерево, смотрел на ее лицо, размытое нежностью, обращенное к недвижному телу.

Чертовски душно было под крышей. Солнце так припекало листы толя, наброшенные поверх кособокого временного обиталища на сваях, что внутри невозможно было дышать. Шимон валялся на грязном матрасе, набитом вонючими, не просушенными до конца водорослями, и напряженно раздумывал. Он изнывал от жары, но вылезать на воздух не спешил. Там его тут же облепят со всех сторон, станут расспрашивать, теребить, ахать и делиться дурацкими гипотезами о происшедшем. Надо додумать и что-то решить здесь, в спокойной обстановке. Раза три кто-то окликал снаружи, но Шимон, затаившись, делал вид, что пребывает в данный момент вне дома.

Как только в лесу был найден труп завхоза, нормальная жизнь лагеря вышла из колеи. Остров был взбудоражен. Как маленькие крысы, которых шуганули из их норок, плеснув туда кипятком, люди носились взад-вперед, пища и суетясь без толку. Боязно было не от того, что пришили человека. В конце концов, у каждого здесь висело за хребтом мокрушное дело, и хорошо, если только одно. Пришили обладателя «оберега», сверхнадежного устройства, чуда био-технической мысли. Хотя начальники не стали всенародно оповещать о деталях случившегося – они просто взяли тело, перенесли на брезент и унесли, Шимон успел заметить узкую ножевую рану в левой стороне груди. Старика убили спереди, и Шимон многое бы дал тому, кто объяснил бы, отчего Будр не включил защиту.

Шимон вздохнул и перевернулся на живот. Завхоза было жалко. Старик внушал безотчетную симпатию, и даже то, что Нелида то и дело убегала к нему и проводила время в его обществе, когда Шимон рассчитывал быть с ней, симпатии не уменьшало. В конце концов, Нелида была женщина, а Будр – человек. Шимон старался не конфликтовать с людьми из-за женщин, хоть иногда и срывался. Даже то, что завхоз не принадлежал к ссыльной братии, а был свободным, отчего-то не уменьшало приязни.