Владлен Лядский - Усилители смысла

Вода застоялась, но всё равно куда-то уходила – вокруг бетонной полосы была такая же сухая земля, как и на всём склоне.

Пятый озадачено почесал в затылке. Жара перестала донимать его, внутри черепа заводились куда большие проблемы – память раздваивалась. Он чётко помнил, как шёл по объездной дороге, страдая от жары, нигде не останавливаясь и даже словом не обмолвившись со Вторым. Но откуда тогда он бы знал, что с водой стало так после того, как насосную станцию у реки растащили местные жители?

И так же чётко он помнил, как рассматривал затопленные трубы с плавающим поверх мусором, сдерживая тошноту от осклизкой прохлады и раскалённого воздуха, бьющего по мозгам сверху.

Он сделал несколько шагов, чтобы догнать вновь ушедшего вперёд Второго.

Тот шёл максимально прогулочным шагом, изо всех сил подчёркивая, что идти туда, куда он идёт, ему совершенно не хочется. Догнать его – только сделать десяток шагов, а каким бы не неразговорчивым Второй не казался со спины, на прямо поставленный вопрос он всегда ответит.

Пятый сделал несколько шагов и уже поднял руку, чтобы тронуть Второго за плечо…

В памяти всё стало на свои места, и он так и не задал свой несформировавшийся вопрос.

Асфальтовая дорожка расширилась, акации исчезли. Потом асфальт кончился и начался плотно утоптанный спуск к какому-то странному памятнику – двум рядом стоящим узким длинным пирамидам. Одна кверху немного расширялась, другая сужалась. Понятными они не становились, пока он не подошёл ближе и не увидел вечный огонь. А пирамиды белого мрамора (местами обсыпавшегося, обнажив бетон того же цвета) должны были символизировать винтовочные штыки.

Огонь не горел. Впрочем, в свете последних событий его свет выглядел бы издевательски.

Второй добрёл до выступающей площадки, ограждающей обелиск, опёрся на него поудобнее, и вдруг тяжело и медленно осел, не издав ни звука. Пятый покосился на него без особого интереса – солнечный удар, с кем не бывает. Очухается через какое-то время. Можно подойти и потормошить, чтобы побыстрее пришёл в себя. Но незачем.

Обойдя парапет сбоку, прищурившись от отсвета голубой до небесности мозаики, выстилающей дно фонтана, окружающего обелиск, он стал смотреть в сторону города. Тот вполне радовал глаз обильной зеленью, над которой едва-едва проступали крыши зданий. Перед первым рядом деревьев ласково блестело озеро, оцепленное бетонным ограждением.

Он бы с удовольствием пошёл бы освежиться и смыть дорожную пыль хотя бы с кожи, но оставлять Второго, который ещё не пришёл в себя, было бы нехорошо. Стоически вздохнув, он залез в карман, нащупал там мятную конфету и, не тратя времени на отдирание обёртки, закинул её в рот.

Бумага быстро отслоилась и он её выплюнул. Хотелось бы в урну, но такого зверя не было поблизости. Конфета медленно рассасывалась, неохотно расставаясь с мятным вкусом, с помощью ментола наполняя рот ощущением прохлады.

Смотреть вдаль надоело, и он стал смотреть прямо. Громадная площадь перед обелиском. Без единого признака скамейки. Дальше площадь сужалась, становясь ступенями, уложенными в три уступа.

Ступени длились ещё какое-то время и обрывались в асфальтовую дорогу, сжатую между двумя высокими тротуарами. Из-за странного отцвета плиточного камня, издалека казалось, что две длинные прямые гусеницы медленно куда-то ползут.

Идти по гусеницам не хотелось. Поэтому он повёл глазами вправо (влево холм круто забирал вверх). Вдали озеро продолжалось по прямой, ближний же край сначала шёл также, но потом изгибался и уходил куда-то за холм. Потом, метров через пятьдесят, край вновь появлялся, становясь выгнутым песчаным берегом, потом резко загибающимся в перпендикуляр.

Ещё дальше торчало несуразно высокое и основательное здание, больше похожее на короткий толстый болт с частой большой резьбой. Торчащие на крыше антенны впечатления не портили. Дальше вид терялся в мареве, но очертания намекали на жилые несколькоэтажные здания (он был в этом уверен) густо-зелёного цвета.

Впереди город словно накрыло песчаным туманом – он не мог различить ничего дальше противоположной бетонной набережной. Хотя вроде марева не было – воздух не дрожал, и облака как от песчаной бури не было. Просто глаза вдруг перестали наводиться на резкость.

Пятый поприщуривался, но это не помогло. Разве что на периферии правого глаза что-то задвигалось. Он перевёл взгляд туда – у самой границы нечёткости над землёй приподнималась узкая вытянутая машина. Повиснув на уровне второго этажа, машина развернулась к нему затуплённой стороной и уплыла вглубь города.

Пятый потряс головой – воздух не принёс никакого шума. И он никогда не видел таких машин – чёрных, плоских и угловатых, будто сложенных из двух треугольников.

В голове загудело, в глазах поплыли ослепительные цветные пятна. Он прикрыл голову рукой, второй нащупывая фляжку, вслепую отвинтил пробку и сорвал фляжку с пояса, выплеснув содержимое на руки.

Вода смочила короткие волосы, противными тёплыми струйками потекла за шиворот, в висках заломило. Сердце бешено билось об рёбра, голова кружилась, но дурнота постепенно проходила.

Он натянул капюшон и повесил фляжку на место. Пояс, как обычно, изгибался и не собирался подлезать под жёсткий зажим. Каждый раз он хотел отжать его плоскогубцами, но каждый раз забывал. Сейчас вот лезть, на солнцепёке, после теплового удара – тоже не время… скрипнув зубами, он всё-таки впихнул ткань под металлическую полоску.

Под капюшоном начало преть, и Пятый откинул его обратно. Вытер мокрую ладонь о куртку и провёл тыльной стороной под носом. Следов крови не осталось – видно, на этот раз обошлось без кровоточащего носа.

Стоять так, дожидаясь второго удара, было глупо. Надо было спускаться туда, где более прохладно. Но спускаться по широченной – метров десяти в поперечнике, лестнице из белых плит, почему-то не хотелось. Как-то слишком парадно для скромного него.

Идя вдоль невысокого парапета, окружавшего площадку с обелиском, он заметил, что справа вплотную к ограждению походит вымощенная красным гранитом прогулочная дорожка. Словно созданная для променада, она упиралась в этот ненужный бетонный пережиток. Или его воткнули специально, чтобы не след было всяким тут.

Пожав плечами, он взгромоздился на ограждение, перенёс ноги на другую сторону, спрыгнул на дорожку и пошёл, оставив позади размышление о столкновении двух несуразных стилей.

Дорожка шла странно, как-то наискось холма, закруглённо меняя направление вверх-вниз: прекрасно подогнанная плитка и длинные, метра в три, низкие ступеньки скрадывали ощущение переменчивой высоты.

С дорожки открывался неплохой вид на город – за противоположным берегом озера угадывалась прогулочная аллея, за ней берег ещё поднимался, и ещё в отдалении стояли дома какой-то старой, ещё советской раскраски. Цвета не были неприятными, но сейчас так уже не красили.