Виктор Тарасов - Исповедь колдуна. Трилогия. Том 2

А так как Игорь Николаевич продолжал смотреть на меня с упрямым и воинственным выражением лица, я вынужден был прореагировать на его заявление. Раз он заговорил со мной на языке дипломатов, то я тоже отвечу ему той же монетой. И я сказал, улыбаясь:

– Может быть, не стоило поступать так решительно, папа? Гораздо лучше было продать… Как ты считаешь?

Он посмотрел на меня с удивлением, открыл было рот, чтобы что-то сказать, потом улыбнулся и повернулся к двери. Я услышал за дверью палаты легкие торопливые шаги, дверь распахнулась и в палату влетела сияющая Зоя Владимировна. Они мельком переглянулись между собой, улыбнулись друг другу. Он постарался незаметно для меня тихонько коснуться рукой плеча жены. Зоя Владимировна на мгновение прижалась к плечу мужчины, потом подошла ко мне и поцеловала, легко прикоснувшись губами к моей щеке.

Прошло всего несколько мгновений, но для меня, умудренного опытом прожитой жизни, все было ясно. Эти люди даже после семнадцати лет супружеской жизни продолжали любить друг друга и были откровенно счастливы.

Я вспомнил свою Светлану, вздохнул и невольно позавидовал счастью своих приемных родителей.

Зоя Владимировна наклонилась и открыла тумбочку, потом с упреком посмотрела на меня.

– Разве так можно, Андрюша? Посмотри, Игорь, как твой сын кушает. Все стоит на месте. Он ни к чему не притронулся. Поговори с ним, пожалуйста!

– Так ведь тут припасов на целый взвод. – стал защищаться я. – Тебе, мама, и папа тоже самое скажет. Скажи ей, папа.

Слово «мама» я немного привык произносить за три дня, но вот «папа» у меня с языка сходило с большим трудом. Называть папой мужика, наверное, года на три моложе меня, очень не хотелось. Во всем мне чувствовалась какая-то неприятная фальшь, причем именно с моей стороны. Все твоя магия, Ведунов, обозлился я на себя. Все дар. Сила. Целительство. Вот и допрыгался до самого настоящего фарса. Видишь перед собою двух счастливых людей, а как они через пять дней выглядеть будут? Ты об этом лучше подумай, «сыночек»!

– Кстати, Андрюшенька, у меня для тебя новость. – сказала Зоя Владимировна. – Оказывается твой Ведунов… он не живет дома. Он тут рядышком, в этой же больнице лежит. На первом этаже, в нервном отделении.

– Ведунов? – мой приемный отец нахмурил брови. – Это какой Ведунов? Не тот ли самый, что работает в ТГЭ топографом? Здоровый такой мужик?

– Он самый, папа.

– С какой стати он тебя заинтересовал, Андрей?

– Нужно, папа! – решительно сказал я. – Поверь, что мне с этим человеком обязательно нужно встретиться. Мама, ты принесла мне спортивный костюм, как я просил?

– Принесла, сынок, только тебе ведь нельзя вставать. У тебя же рука сломана и голова еще не зажила.

Она с испугом посмотрела на меня.

– Во-первых, не сломана, а в ней только небольшая трещина, об этом и Виктор Иванович говорил. А во-вторых, она уже зажила. Сама видишь, что на мне все заживает, как на собаке.

Я откинул простыню и сделал попытку подняться. Зоя Владимировна бросилась ко мне вспугнутой куропаткой, попыталась уложить обратно на постель. Я улыбнулся и решительным движением отстранил ее руки.

– Не беспокойся, мама. Я уже достаточно вырос, чтобы встать без посторонней помощи.

– Да скажи же ты ему что-нибудь, Игорек! – обратилась она к мужу за помощью. – Ему нельзя вставать. Он еще такой слабенький!

Серые глаза Игоря Николаевича внимательно и серьезно смотрели на меня.

– Ты действительно можешь встать, сынок? – спросил он меня.

– Конечно, папа!

– Тогда вставай. – решительно поддержал меня он. – А ты, мать, не мешай.

Честное слово, этот человек нравился мне все больше с каждой минутой! И я стал вставать. Опустил ноги на палатный линолеум и поднялся. Господи, какой я был худой, какой-то нескладный и длинный! Настоящий гадкий утенок из сказки Андерсена.

Я протянул руку за поданным Зоей Владимировной спортивным костюмом и вдруг качнулся. Меня повело в сторону. Сильные руки мужчины немедленно поддержали меня. Я посмотрел в серые глаза, смотревшие на меня с тщательно скрываемым беспокойством, и виновато улыбнулся. Оказалось, что я не настолько окреп, как предполагал.

– Ты в порядке, сын? – спросил он.

– Уже в порядке.

Я натянул на себя спортивный костюм. Плотная дорогая шерстяная ткань легла на узкие плечи и хоть немного прикрыла прямо-таки невероятную худобу тела подростка. Оказалось, что я выше приемного отца почти на полголовы.

Вдруг Игорь Николаевич положил свои сильные руки на мои плечи и притянул меня к себе.

– Я очень рад, сынок, что ты выкарабкался. – прошептал он. – Смотри, не вздумай больше пугать нас с мамой!

На мгновение он уткнулся лицом куда-то мне в шею и отстранился.

– Все, мать, сын стоит на своих ногах. – обратился он к жене, смотревшей на нас с непередаваемым выражением смеси самых различных чувств. – Так что мы с тобой можем идти по своим делам со спокойными душами… Пошли, Зоенька!

– Я провожу вас, – поспешно сказал я.

Мы вышли из палаты и направились по коридору к лестничному маршу. На улице стояла ясная и удивительно теплая для Дудинки погода. Я проводил родителей до самых входных дверей. Они уходили, взяв друг друга под руку, причем Зоя Владимировна все время оглядывалась на меня и махала рукой. Честное слово, я все больше завидовал этим двум людям.

– Скажите, в какой палате лежит Ведунов Юрий Анатольевич? – спросил я дежурную медсестру, перекладывающую на своем столе какие-то бумаги.

Она подняла голову и улыбнулась.

– А, бывший покойничек! Встал на ноги? А Ведунов, парень, лежит в восемнадцатой палате. Только заходить к нему нельзя. Он почти все время находится в бессознательном состоянии.

– Что с ним? – с тревогой спросил я.

– Врачи и сами плохо понимают, что с ним произошло. На вид такой здоровый мужчина и на тебе! Полное нервное истощение. Тут у нас поговаривают, что жена от него ушла. Во общем, темное дело.

«Черт!… Видно пытался меня из Смирно вытянуть и не хватило энергии. – с тревогой подумал я. – А все ты, Юрка. Зачем сбросил энергию, поддался эмоциям? Ты виноват в том, что оригинал лежит здесь без сознания. Ты, чертова копия!»

– Мне бы только посмотреть на него. – просительно пробормотал я. – Можно?

Медсестра отрицательно покачала головой, но я все таки прошел в двухстворчатые двери нервного отделения, тихонько прокрался к дверям восемнадцатой палаты и прислушался. В палате царила полнейшая тишина. Тогда я оглянулся по сторонам и, убедившись, что медсестер не видно, тихонько проскользнул в палату. Она была такой же маленькой и узкой, как моя. Небольшое окно выходило во двор и сквозь грязные стекла была видна кирпичная стена здания туберкулезного корпуса. В самой палате было сумрачно.