Михаил Сергеев - «The Coliseum» (Колизей). Часть 2

Всё стихло. Журчание воды напомнило, что жизнь продолжалась.

– Ты вернулась.

Тяжелый вздох не дал владычице-тишине разделить с ней минуту, которую подарила судьба.

– Из зала удивительных снов ты ведешь за собой мужчину. Зачем? – голос, такой знакомый, ровный и такой желанный после всего, что произошло, казался чудом.

Елена подняла голову. Она снова была в зале с яшмовыми стенами, снова слышала водопад, видела кручи гор, а в глубине – пленника этой красоты. Метелице показалось странным, что не было боли – ни физической, ни душевной, лишь сожаление о пережитом, как о чем-то лишнем и ненужном, в том удивительном сне, который не хотела также увидеть вновь. Однако не было и радости. Лена с трудом поднялась.

– Но я одна, – прошептала всё еще дочь и жена. – Со мной никого нет.

– Есть. Он рядом. Как и с другими. Я должен был предвидеть, – Великий Слепой оставался в прежней позе.

– Безухов?! – тихо вскрикнула наша героиня.

– Мы не знакомы.

Елена вскинула голову:

– Так получилось. Но ведь это всего лишь сон? Не правда ли? – с надеждой миновать какую-то угрозу в ответе, спросила гостья грез, иллюзий и разочарований.

– Не так просто. Если бы все просыпались рядом с кем-то из своих снов… Или в том месте.

– Не хотелось бы… – вспомнив события, что привели ее в старую Москву, ответила женщина.

Слепой усмехнулся.

– А как же быть, если жизнь и есть главный сон? В котором ты однажды пробудилась.

– Почему же тогда все видят одно и то же вокруг? Как глаза ребенка, только открывшись? Мир одинаков для всех.

– Ты помнишь виденное при рождении?

Две складки на лбу Лены жили мгновение:

– Нет.

– Если бы кто знал, что увидел и почему закричал.

– Последнее, кажется, объяснимо. Больно.

– Увы. Один философ вопрошал: как же нам помнить то, что было до рождения? Если никто не помнит и первого дня.

– А разве… что-то было до?

– Человек, слова которого я привел, приподнимал завесу: «Христианство – это жизнь без смерти, а не жизнь после смерти». 33 33 Чаадаев П.Я. «Отрывки и разные мысли».

– Христианство? Здесь? – Лена обвела взглядом зал.

– Еще ни один ребенок не захотел в этот мир. Сюда. Он принимает его за кошмарный сон, где не дают просыпаться. Потому и кричит. Отчаянно. Хочет жить дальше там, откуда пришел. Но потом мы свыкаемся… и принимаем кошмар за жизнь. За нормальную жизнь, считая и себя такими же нормальными, как мир вокруг. Начинаем жить по его жестоким законам, думая, что не мы, а кто-то дал нам их, полагая, что иного и быть не могло. Вряд ли задумываясь, что каждый получил такую «жизнь» от кого-то и кому-то… передаст.

– Что ж, выходит, не рожать?! – робко возразила гостья и покраснела.

Слепой будто не слышал:

– Ведь жизнь одинаково получают и головорезы, и негодяи, и добрые люди. Последних всегда было меньше. А в наступившие времена… – тяжелый вздох не дал состояться приговору.

– И все-таки, ответьте.

– Люди привыкли к удивительно простым ответам. И легко принимают их. Не спрашивая: для чего им дана жизнь? Для чего сами дают ее другим? Всё чаще торгуясь и оценивая выгоду.

– У кого? Можно спросить?

Пленник будто не замечал вопросов:

– Люди привыкли искать мистику, ждать чуда. Вот маг… белый или колдун сразу ответят, почему в пожаре погибла семья, или в чем причина странностей дома, в котором живут люди. И даже поговорят с умершим сыном. Вам всегда дадут, чего вы ждете. Только сын будет отвечать по-разному каждому колдуну. Ибо разным демонам служат они.

Женщина молчала. Водопад с готовностью заполнил паузу нарастающим шумом.

– Ожидание чуда ведет даже в церковь. – Шум стих. – Очереди стоят к иконам за исцелением, за помощью. Но никто не просит помощи в постижении собственной порчи, поврежденности. Не просит чуда излечиться от неспособности видеть себя погибающим.

– Что же плохого в ожидании чуда? Не самое страшное в жизни, – Елена не понимала последних слов. – Разве плохо этого желать?

– Его дадут. И купятся все. Ибо сила желания чуда слишком огромна. Но женщины связаны особо. Ожиданием. Оно – величайшая трагедия. Потому что в явленном померкнет всё.

– Женщины? – Елену как ударило. – Что же такое произойдет?

– Одна из вас родит антихриста.

– ???

– Сына погибели.

– Я ничего не слышала об этом, – гостья испуганно покачала головой.

– Что ж, это не самое страшное в жизни, как ты сказала. – Слепой усмехнулся. – Иначе… вы боялись бы рожать. Я лишь обозначил пропасть. Между небом и землей. Ответом, который ждешь от меня и который получишь. Между совестью и долгом.

– Совестью и долгом?!

– Долгов у всякого много и половина чужих, навязанных. А совесть одна и своя. Жены как раз между ними… с проступками, исповедью и слезами. Но среди вас одна… – Лена рефлекторно поежилась. – Каждая думает, что это чужой ребенок может выпить уксус. Помнишь? А не ее. Ведь так? – пленник замка повернул к ней голову. – И родит чудовище другая. Однако и дьявол был красивейшим из ангелов. От красоты же антихриста мир остолбенеет!

Метелица стояла потрясенная. Недавнее отчаяние, которое сменилось, было, порывом, надеждой, возвращалось.

Слепой читал мысли:

– Совместила? Отчаяние и решимость. Долг и совесть. Красоту и трагедию. Притягательность свободы и чудовищность последствий.

– Подожду… – выдавила женщина. – Не совсем понимаю.

– Тогда помогу. Антихрист будет управлять молниями, погасит Луну, станет двигать горами и… убедит людей в своей божественной природе. Требуя одного – веры ему, а не кресту. Всего-то. В доказательство – любое чудо. Которого так хотите. Но купит именно свободой – изобилие удовольствий поразит. Именно тогда и будет разрешено всё. А верные другому погибнут.

– Я читала Апокалипсис и знаю, что его приход на землю – главный признак конца света. Потому и безразлична к воплям о конце времен чуть не каждый год.

– Ты не уловила главного. Люди поверят ему. Разнузданность перестанет быть кошмаром. Границы падут, буйство желаний затмит разум. Всех! И человек начертает символ зла. Даже младенцам! Что тебе после этого потомки? А теперь ответь: нужно ли рожать? Быть может твой ребенок будет среди первых, кто откликнется злу? Может прервать род? Как знать, в чьей родословной ген чудовища.

– Ужасно, ужасно, если так…

– Ты повзрослела. Держишь удар.

– Хоть не постарела, спасибо и на том, – голос Елены звучал глухо. – Если другие прошли бы через моё… держали бы не хуже.

– Уверенность за других или гордость за себя? Что ближе?

– Я не хочу об этом думать. Хочу только одного: отправьте меня к маленькому пажу. Я бросила его, не подумав. И… мне нужен другой вход в Колизей. Не во сне.