Денис Дробышев - СРО

– Кто ты, ничтожный муж? ― спросил Аматидис задумчиво.

– Я простой исполнитель и к затеям Ивана Охальника практически никакого отношения не имею. Возглавляю один из его департаментов. И только. Региональное развитие ― это только звучит круто. Возложить на меня развитие ― это одна из шуток, на которые, как вам известно, так горазд ваш оппонент. Моя жена называет мой отдел ― департамент вековой отсталости. Шутит так. Кстати, она ― член совета директоров СРО «Космопром», и противостояние с вами ― как раз ее компетенция. Так что зря вы меня схватили, никакой секретной информацией, а уж тем более рычагами влияния на руководство я не обладаю.

«Дрожит, ― думал Аматидис, ― гадает, почему пленять не стал его супругу. Глупец, она ведь не Елена ― жена царя ахеян. Она ― раба, что строит из себя богиню. Что до нее мне? Но как слепок молодого поколенья ты ― характерен и нужен мне, чтоб тип врага лепить. Осталось знать: каков ты изнутри?»

– Я в детстве мифом увлекался, ― Аматидис взял грифель и подошел к этюднику, ― любил читать о подвигах Геракла и экспедициях советских космонавтов. Читал Гомера я и science fiction. И верил твердо: сам героем стану и сложат длинную поэму обо мне. И словно в воду я смотрел: достойным боги посчитали меня вершить историю России.

– Вы как-то путано излагаете. Это вы о ракетном нацпроекте?

– Нацпроект, ― Аматидис стал злиться, ― тьфу, что за слово? «Здоровье нации», «Доступное жилье»… Что там еще? Развитие крестьянства и Дальнего Востока ― все это буквы на бумаге. Проекты те без крови были, а кровь России ― это нефть! Согласен ты со мной?

Хлопотов кивнул.

– На счастье русских, спутник разглядел в разломах неизученных планет осадочные толщи. И мы стряхнули пыль с проектных папок, что в реформаторское время в архивах гнили ФСБ. Американцы, борясь с депрессией великой, построили дороги, опутав сетью автострад полконтинента. Их подвиг жалок. Мы, преодолевая кризис, в небо взмыли, и космос сделали колонией своей!

– Я про это сочинение выпускное писал.

Аматидис говорил и чиркал грифелем. Этюдник вздрагивал, и на картоне проявлялись схематичные очертания человека. Рисуя, он всегда возбуждался:

– Сопляк, что космос для тебя ― учебника параграф? Когда для нас ― вся жизнь. Кончая вуз архитектурный, разве мог я мечтать о перспективах социальных? Испепелили кризисы Россию, как Миноса-царя страну природный катаклизм. И начали мы строить вопреки прогнозам космический ковчег, чтоб нефть извлечь из недр галактик. Я шахту проектировал для тех ракет, Охальник строил механизмы, а вместе мы свой дух родили ― из небытия!

– Ракеты летели за нефтью, чтобы продолжить наше сырьевое существование, ― перебил Хлопотов.

– Но как летели эти техно-чудеса! Красиво было так, что подвига эстетика возобладала снова в головах! Действительно, галактики границы мы пронзили, желая ископаемые блага продавать. Но мы вселенную всю облетели! И все равно теперь, зачем.

Аматидис вспоминал, и взор его мутился от слез:

– Тогда же замыслом великим Зевс осчастливил голову мою. Украсив первый космодром античными телами, я осознал призвание свое. Я расписал все пусковые установки, как украшали амфоры когда-то греки, скульптуры астронавтов превратили космодромы в храм искусства. Я жил и ликовал. Историю верша, я сам героем мифа был!

– Гм. Да, повезло вам. А вот у меня в роду героев не было.

– Я вижу, что ты ― раб, ― мысль о том, что построенный им мир под угрозой, погасила восторг Аматидиса. Он отбросил грифель, сел напротив Хлопотова и стал зло всматриваться в своего пленника. А тот продолжал свой рассказ:

– Мне не от кого было заразится вашей верой. Мой отец был не космическим воротилой, а земным трудягой. Упрямый старик, знаете ли, так и не поверил в идею звездной колонизации. А будь мой папа чуточку решительней, окажись в отряде передовых людей своего времени, мне бы не пришлось догонять, карабкаться и приспосабливаться. Некоторые мои ровесники, благодаря предкам, имеют акции галактических корпораций. Был бы я одним из них, может, не сидел бы привязанным к стулу и не выслушивал бы от вас курс новейшей истории!

Аматидис громко крикнул: «Хэ», как будто только что метнул копье. Потом резко встал и воздел руки к потолку:

– Я ― стар, мой волос ― сед, и скоро станет дряхлым тело. Но кто идет на смену мне? Молокососов поколенье, что слыша звон монет, идут Охальнику в служенье? Порядок олимпийский под угрозой, героев век идет к концу, а вам плевать, как можно жить так? Понять хочу, кто предо мной? Какой изъян в тебе, и отчего не жаждешь подвигов, хотя рожден мужчиной?

Стало тихо. Хлопотов почесал затылок и выпалил:

– Я не герой, потому что вырос среди гуманоидов!

Аматидис недоуменно листал досье:

– Ты даже не свободный гражданин? Пришелец жалкий? Действительно, лицо землистое твое, но так бывает ― у людей, страдающих запором. Ты гуманоид? Но возможно ль, чтобы разведка ошибиться так могла? В докладе нет об этом даже слова!

Хлопотову показалось, что мысль о его инопланетном происхождении, пришедшая в голову похитителю, может поменять ход дела.

– Но как же мог ты получить образованье? И в паспорте твоем пометок нет о том, что ты с планеты прилетел. Постой, наверное, ты полукровка, а записали человеком по отцу? Или фиктивный брак с землянином был заключен твоей мамашей?

«Притворяться гуманоидом или нет? Черт его знает, к кому этот грек относится лучше: к людям из компании Охальника или к бесправным пришельцам? Хотя, если решили убить, все равно убьют. Будь что будет», ― подумал Хлопотов и сказал правду:

– Нет. Я ― человек. Просто у меня поры сильно забиты, оттого и лицо кажется серым. Я тональным кремом пользуюсь, а сейчас он потек от жары.

– О чем ты говорил тогда, безумец, когда приплел пришельцев в разговор?

– Я с ними работал в цехах на железной дороге. Когда я был еще совсем мальчишка, отец определил меня в ремонтную бригаду на вагонный участок.

– Зачем? В Москве немало мест рабочих, достойных расы человечьей.

– Каприз упрямца. Отец не верил в успех СРО-проекта, а всех финансистов считал его приспешниками. Вот он и заставил меня работать в депо за то, что я против его воли поступил на экономический факультет.

Хлопотов вспомнил фразу, часто повторяемую отцом в подпитии: «Юношам, вместо того, чтобы считать чужие барыши и глядеть в звездные дали, нужно учиться крепче стоять на земле». Наглое похищение подтверждало правоту отца и насчет неустойчивости положения космического менеджера, и насчет изнанки СРО-процесса.

Но это теперь было очевидно, а десять лет назад студент экономфака Витя Хлопотов изучал биографии СРО-магантов и мечтал оказаться рядом с ними. Саморегулируемые организации (сокращенно ― СРО) зарождались полвека назад как профессиональные союзы коммерсантов. Организация профсоюзного движения среди бизнесменов происходила под пристальным взглядом правительства. Главари ассоциаций собирали дань со всех предприятий своей отрасли и часть прибыли несли депутатам и чиновникам, чтобы те принимали выгодные им законы и указы. Проработала эта штука не долго. Хлопотов не помнил, какой именно президент подписал соглашение о вступлении России во Всемирную торговую организацию, но помнил вывод, который был жирным шрифтом обозначен в учебнике: «ВТО погубило российскую промышленность, которая не выдержала конкуренции с захватившими рынок иностранными конкурентами».