Игорь Поляков - Таричетай

То, что было дальше, я не сразу осознал, потому что это было слишком дико и нереально даже для меня, но всё сохранилось в моей памяти. Я широко открытыми смотрел на то, что делал Полковник Яков и механически запоминал. Тогда я даже не догадывался, как мне это пригодится.

А еще через полгода сын генерала убил всех. Ну, или почти всех. Вырванный из своих грёз взрывом и звуками выстрелов, я пробрался в вентиляционный короб главного зала, где нашел печальную картину. Сын генерала, молодой парень в окровавленной рубашке и с дикими глазами, добивал раненых. Он ходил по залу и стрелял из автомата в головы тех, кто еще шевелился и уже не шевелился. Ему помогала девушка с пистолетом – после каждого выстрела она безумно хохотала и пинала ногой неподвижный труп, словно проверяла, достиг ли выстрел цели.

Как я сейчас понимаю, убить всех было достаточно легко. Люди по приказу генерала последние месяцы постоянно находились в главном зале – чтобы быть на виду в любое время. Только генерал с семьей жил в отдельных комнатах. Ну, и, естественно, Полковник Яков очень часто исчезал в своем медицинском отсеке.

Парню всего-то нужно было бросить в зал несколько осколочных гранат, а потом расстрелять оставшихся в живых. Генерала, своего отца, я думаю, он убил, когда тот спал.

Когда на шум появился Полковник, он только смог ранить сына Генерала в плечо. В руках Полковника Якова не было оружия. Он вышел из своего отсека и довольно улыбался, словно заранее знал о том, что произойдет. И когда увидел ствол автомата, направленный на него, замотал головой, протестуя неизбежному. Нашпигованный пулями из автомата, он, тем не менее, успел вытащить пистолет и один раз выстрелить.

Я сидел в вентиляции тихо, как мышь, и смотрел на то, как парень кричит от боли и срывает с себя рубашку, а его девушка, по-прежнему дико смеясь, помогает ему освободить рану. Пуля Полковника прошла навылет, не нанеся серьезного ущерба сыну Генерала.

Я, рано повзрослевший одинокий юноша, смотрел на окровавленные трупы и разорванные на части тела, на кровь, залившую бетонный пол, на оставшихся в бункере людей и понимал, что ничего человеческого в них нет. Впрочем, я уже давно подозревал, что человек – это дикий сумасшедший зверь, вырвавшийся из клетки на свободу и убивающий всех, кто попадется на его пути.

Безумие только начиналось, хотя мне казалось, что я живу в нем целую вечность.

Жизнь – это безумная агония, когда в глазах нет ничего разумного, кроме желания продлить своё никчемное существование.

Смерть – это равнодушное созерцание своего собственного умирания без какой-либо попытки выжить.

Экватор очнулся от чудного запаха. Пахло мясом. Он открыл глаза и поднял голову. Даже лежа на полу в нескольких шагах от стола, Экватор почувствовал, как запах мяса создает непередаваемый словами уют домашнего очага.

– Очухался, боец, – ухмыльнулся генерал-лейтенант, глядя сверху вниз, – иди, поешь, а то сдохнешь раньше времени, так и не выполнив боевой задачи.

В голове шумело, ноги с трудом удерживали тело, поэтому Экватор, пошатываясь, подошел к столу, стоящему в центре зала под картой мира и с облегчением сел. Постепенно в голове равновесие стало восстанавливаться, и он смог осмотреться. За столом сидело четыре человека. Кроме Генерала, Кэт, сидящих во главе стола, и матери Генерала, сидящей напротив, появился еще худой лысый мужчина, который сидел в стороне и не смотрел в его сторону.

Экватор перевел взгляд на круглую миску и вдохнул сладкий запах мяса. Моментально забыв о людях, он запустил пальцы в миску и, подхватив горсть мяса, отправил его в рот.

Это было восхитительно! Вкус, от которого хотелось плакать. Это не то твердое вяленое мясо, насытится которым невозможно. Настоящее консервированное мясо, которое он пробовал в далеком детстве и всего один раз. Экватор ел мясо и плакал – если и есть в жизни счастье, то это был именно этот момент. Если и есть в жизни события, ради которых стоит жить, то именно это сейчас происходило. После этого можно и умирать.

Когда миска опустела, он облизал пальцы и поднял глаза. Все четверо смотрели на него.

– Что, понравилось, солдат? – спросил Генерал.

– Да. Спасибо.

Экватор попытался улыбнуться, но встретился глазами с лысым, – и улыбка умерла, так и не родившись. Мутные серые глаза с мрачным безумием смотрели на него. В них он не видел ни сострадания, ни интереса, ни равнодушия. Человек словно оценивал его – но не как подобного себе, а как кусок мяса.

Лысый отвел взгляд, приблизил свой нос к тарелке и вдохнул полной грудью. Затем, подняв голову, медленно выдохнул.

– Что за гадость, эта ваша заливная рыба! – сказал мужчина неприятным голосом.

Экватор на мгновение забыл о том, что он только что делал. Сытость осталась, но ощущение, что он только что ел мясо, испарилась. Он смотрел на безумного человека, лысина которого блестела под ярким искусственным светом, и ни одной мысли не рождалось в его голове.

– Рядовой, пришло время знакомиться, – сказал Генерал, возвращая его обратно за стол, – мою маму ты уже видел, её зовут Марта. Кэт, моя жена. Я – генерал-лейтенант Коробов, и я здесь главный. Надеюсь, ты это уже понял. А того мужика, с которым ты играешь в гляделки, зовут Консерватор. Я его так назвал, потому что он у нас мастер по приготовлению консервов.

Генерал довольно захохотал. Кэт его поддержала, а Марта сдержано улыбнулась. И только Консерватор совершенно не изменился в лице. Он снова неподвижно и сумрачно посмотрел на Экватора.

Отсмеявшись, генерал вытер слезы со щек и сказал:

– Ну, а ты кто, рядовой? Я знаю имя, которым ты назвал себя, но я до сих пор не знаю, кто ты? Кстати, какому идиоту пришла мысль дать тебе такое имя?

В наступившем молчании Экватор увидел, как Консерватор переплел пальцы на руках и выгнул их ладонями к себе. Раздавшийся хруст суставов прозвучал, как выстрелы залпом в упор.

Вздрогнув, он, медленно, подбирая слова, ответил:

– Я пришел с юга. Шел сюда около пяти дней. Там, в пещерах, где я родился и вырос, у нас не было никакого будущего. Когда я уходил, в живых оставалось тридцать шесть человек в возрасте от двадцати до пятидесяти, и ни одного ребенка не родилось за последние двадцать лет. Экватором меня называли, потому что мне нравились географические названия из прошлой жизни. У меня даже была карта мира, такая же, как эта, – Экватор показал рукой на полупрозрачный щит с картой планеты. – Я верил, что на Земле еще осталось много людей, которые живут в лучших условиях, чем жили мы.

Экватор умолчал о том, как его называли в пещерах, справедливо полагая, что это никто никогда не узнает. У него было рабское имя, о котором он даже не хотел вспоминать. Он сам назвал себя Экватором, и сейчас создавал своё прошлое заново.