Владимир Орлов - Шеврикука, или Любовь к привидению

Идей и соображений рождалось множество. Уже определились сторонники тех или иных направлений, готовых создать кружки или сообщества с неотложной выработкой самостоятельных программ. Одни призывали к действиям с применением кулаков, локтей, трубных выкриков и ломов-ледоколов. Другие готовы были обратиться с упованиями к космическим стихиям. Иные, а среди них громко и деятельно, не стесняясь Шеврикуки, проявлял себя благонамеренный гражданин Радлугин, сочиняли петиции в префектуру, в мэрию, к президенту и в Европейский парламент с пожеланием хотя бы на этот раз соблюсти права человека. Присутствие Шеврикуки не смущало Радлугина, потому как сейчас он не сострадал государственным интересам, а, вынуждаемый природой и нравами эпохи, озаботился по поводу жизненно необходимых добыч. Но и государственные интересы, естественно, не были вымыты из него. На роликовых досках катили в Останкино, проезжая по ногам прохожих, гомонящие семиклассники. С четырех сторон явились к Пузырю кришнаиты с песнопениями и ритмическими танцами. Но сейчас же в разные стороны и удалились. Несомненно, прибывали к Пузырю и представители сексуальных меньшинств, но те вели себя тихо. Впрочем, Дударев позже утверждал, что почти не одарили вниманием Пузырь феминистки, им, видите ли, он, растянувшийся на бульварах, напоминал неприятную принадлежность особей вражеского пола.

Ощутимым было в ту пору возбужденно-нервное состояние останкинских жителей и их гостей. Все ждали немедленных решений и событий. И будто собирались стоять на бульварах и ночью.

Но их попросили разойтись. Тем более что охранение Пузыря и впрямь было усилено. И они разошлись. А Пузырь лежал неживой.

Утром во вторник к Шеврикуке явилась Тысла. Ее сопровождал Потомок Мульду.

Шеврикука из квартиры Бабякиных сквозь стены проходил в квартиру Уткиных. Во внутристенье Тысла и втиснулась. Шеврикука сразу посчитал, что Тысла, эта детективно-уважаемая Тыльная Сторона Ладони, – тварь, мерзкая и наглая. Впрочем, может быть, он и ошибался. Но глядеть на нее было ему неприятно. Ростом метра в полтора, гибкая, будто каучуковая, она имела пять верхних конечностей (или голов?), по ходу собеседования дергалась, то растопыривалась веером, то сжималась и становилась великаньей боксерской перчаткой, то кособочилась и взлетала вверх, норовя проломить стены или вытереть чьи-либо мокроты. Потомок Мульду выглядел ее телохранителем или преданным почитателем, родитель его в городе Ачинске Красноярского края, возможно, посчитал, что Мульду и все его вероятные потомки должны походить на свирепых индейцев, а потому сопроводитель Тыслы стоял в трех метрах от Шеврикуки красноликий, в кожаных штанах, с перьями в голове и с томагавком. Во внутристенье ему было тесно.

– Мы от Бордюра, – просипела Тысла. – Сегодня свидание. У лодочной станции. На пруду. Просьба – не повязывать черный бант. Исключительной важности просьба – не повязывать черный бархатный бант.

– Какой черный бархатный бант? – растерялся Шеврикука.

Но он был вынужден отвлечься от разговора. С девятого этажа до него донеслись неприятные звуки.

– Подождите, – строго сказал Шеврикука. – Я вернусь. Вызов по делу. Я сейчас на службе.

А ему и минут пятнадцать назад показалось, что в квартире Быкадоровых происходит нехорошее.

И верно. Старушка Быкадорова лежала связанная бандитами, надо полагать, с кляпом во рту. Два накачанных малых в масках на рожах изымали ценности Быкадоровых. На столе временно лежал автомат Калашникова.

– Извините. У меня мало времени, – Шеврикука пришел из кухни со сковородкой в руке. – Непорядок. Гости некормленые. Яичница. Четыре яйца. Но – глазунья. Нет нынче бекона.

Грабители повернулись, взглянули на Шеврикуку. Можно предположить, с удивлением. Один из них не спеша двинулся к автомату.

– На работе не закусываем и не пьем! – загоготал второй. – Да не бери ты ствол! Такого можно вырубить кулаком или ногой.

– Мне неважно, что вам положено на работе, а что нет, – сказал Шеврикука. – Мое дело обслужить гостей.

Гости, и гоготавший, и с автоматом, между тем приблизились к Шеврикуке. Но им пришлось рухнуть. Сковорода с кухни Быкадоровой была старомодная, чугунная, с рукояткой, а кисть Шеврикуки – ловкой, двумя ударами он вывел посетителей отведенных ему судьбой подъездов из сознательного состояния. Шеврикука знал, где лежат у Быкадоровых бельевые веревки, выбрал какие покрепче, спеленал гостей. Кабы оказался рядом Крейсер Грозный, он мог бы оценить умение Шеврикуки вязать и морские узлы. Старушку Быкадорову Шеврикука освободил от пут, уложил на диван, принялся возвращать к реальной действительности. Старушка застонала, открыла глаза, Шеврикука протянул ей таблетку валидола, чашку с водой и стал невидимым. Стянул маски посетителей, превратил их в кляпы. Бандитские рожи были ему незнакомы. По очереди он отволок грабителей в ванную, запер их. Набрал 02, взволнованным голосом старушки сообщил о происшествии. «Сейчас выедем, – пообещали ему. – Какой они наружности? Кавказской?» «Не знаю, – сказал Шеврикука. – Может, и кавказской. А может, и пригородной».

И он вернулся во внутристенье к Тысле и Потомку Мульду. Те стояли угрюмые. Но молчали.

– Была необходимость вмешаться. Мне бы не простили служебной оплошности, – сказал Шеврикука.

Верхние конечности (или все же головы?) Тыслы чуть-чуть наклонились. Будто кивнули. Мол, понимаем. Хотя это и не наше дело.

– Хорошо, – сказал Шеврикука. – Значит, свидание. С Бордюром. У пруда. У лодочной станции. Во сколько?

– Тринадцать часов двадцать семь минут, – произнесла (или произнес?) Тысла.

– Ладно. Буду, – сказал Шеврикука. – Но при чем тут какой-то черный бархатный бант? Что это за просьба исключительной важности?

– Исключительной важности просьба – не повязывать черный бархатный бант, – в тональности автоответчика повторила Тысла.

– А почему? – спросил Шеврикука.

– Не знаю. Велено передать. И более ничего, – сказала Тысла. – Мы дело сделали. Уходим.

И Тысла со свирепым Потомком Мульду исчезли.

«А я ведь почти забыл о том случае, – подумал Шеврикука. – Зачем я тогда повязал бархатный бант? И чем он так досадил в разговоре Бордюру? Отчего он так маялся, стараясь развязать его? И ведь развязал…»

Объяснений той маеты Бордюра Шеврикука не мог найти и теперь.

С Пузырем и вокруг него ничего примечательного не произошло. Зевак, правда, прибавилось. Иных из них привозили и в интуристовских автобусах.

Милиционеры слово сдержали и посетили квартиру на девятом этаже. Геройские действия старушки Быкадоровой их обрадовали и удивили. А Шеврикука успокоился.