Виталий Каплан - Струна (=Полоса невезения)

Не хватало еще всю инспекцию проваляться в лазарете. Правда, я все равно не представлял, что же именно здесь надо инспектировать и не имел к тому ни малейшей склонности. Но, представив, какие вслед за мной поползут в Столицу слухи, я зябко передернул плечами.

— Да, Юр. — Мне хотелось что-нибудь сказать. Все равно что. — Тихо у вас тут на удивление. Это всегда так?

— Сам поражаюсь! — он прищурился. — Может, тебя боятся? Узнали, что ревизор приехал… слава Богу, не землемер…

— И съест их с маслом, — повторил я, вспомнив давешних «ежика» с «драконом». Как же, съешь таких…

— Скорее меня, — Осоргин уселся напротив. Сейчас, в драных джинсах и полосатой матроске он и вовсе преобразился. Не было больше интеллигентного педагога в очках, на его месте сидел настоящий морской волк. Какими они бывают если не в жизни, то в романтических книжках.

Правда, не похож Юра Осоргин на книжного героя.

Краем глаза я покосился на его руки. Наколка на месте. Все точно, действительно — южноморец. Впрочем, в чьих словах я сомневался? В Лениных?

— Когда мы только начинали… — Юрий вдруг стал неожиданно серьезным, куда серьезней, чем при первой нашей встрече. — Вот тогда было и впрямь туго. Знаешь, я Макаренко еще на флоте прочитал. Смеялся. Думал, вот втирает мужик! Тоже мне, чекист-перевоспитатель… Гуру в штатском… Я и не верил, что это правда. Думал, все по-другому делается.

— И что? — механически спросил я.

— И то. — Он воззрился на помидоры, точно средневековый алхимик на неудавшийся философский камень. — Война — она много чего объясняет. И много кому. Думаешь, я сюда из педагогического института приехал? Нет, с Кавказа нашего с тобой родного…

На миг я успел испугаться. Вторая рюмка уже притупила остатки чувств, но страх оказался сильней алкоголя. Опять, вот уж в который раз, желудок знакомо свело, к горлу подступил ком, сердце забилось сильнее прежнего.

Юрка ж действительно… Моряк. В прошлом военный… С Кавказа…

Дальнегорск…

Нет. Пожелай кто в «Струне» показать меня потенциальному свидетелю, поступил бы иначе. Смотрителя приюта «Березки» под каким-нибудь милым предлогом вызвали бы в Столицу, а там — пара пустяков свести нас лицом к лицу. А тут почему-то гора пошла к Магомету.

И что с того? Да, «Струна» не всесильна, успел уже убедиться. Сам живой (пока еще живой) пример. Но ведь бывают и просто совпадения, которые, в отличие от кирпича, могут свалиться на голову в силу пресловутого «закона бутерброда» Почему бы Костику Ковылеву не познакомиться в свое время с моряком южноморского флота? Дальнегорск — город маленький… И теперь моряк пристально всматривается в мое потное лицо, пытаясь воскресить в памяти давние воспоминания… Все очень даже возможно. Равно как и то, что весь наш разговор — простой треп.

Хватит. Между первой и второй… непотребных мыслей рой… Надо выпить еще и забыть. Забыть, но не забыться! И избегать разговоров о Кавказе. Благо, Юрик, похоже, и сам не настроен.

— В других приютах не так, — сказал он. — Там люди очень грамотные рулят, с идеями… Со светлыми, ясен пень. Новаторы, экспериментаторы… — лицо Осоргина исказила гримаса недовольства. — И всё из своей гениальной головы. Будто кроме «Сто сорок проблем между детьми и родителями», ни одной книжки не прочли!

Я слушал молча. Я, Костя, который совсем не с Кавказа, а даже наоборот — из педа… В родном гадюшнике я не заморачивался высокими устремлениями «растить будущую смену». Честно пытался научить обормотов квадратным уравнениям и признакам параллелограмма… чтобы не одичали вконец… Наверное, я просто не романтик. И потому в «Струне», озабоченной высоким детским счастьем, я ощущал себя глухим, забредшим на концерт классической музыки. По сути, какой из меня учитель? Еще хуже, чем программист.

Давно уже я убедился, что спор о методах воспитания в конечном счете приводит к рукоприкладству. Чаще, правда, моральному. Концепций чертова уйма, все разные — и все правильные! Нет только той, которую нам читали на педагогике и психологии. Эта уж не действует точно. Проверено, и не раз. И не только мною.

— Играют они там. В книжных мальчиков… — Осоргин невесело усмехнулся. — Ну, завтра «Вега» к нам доберется, сам увидишь.

О «Веге» я уже слышал. Есть, оказывается, такая славная традиция в наших струнных «упсах» — обмениваться дружественными визитами. Как раз завтра в «Березках» ожидалась делегация из Сибири, из центрального тамошнего приюта «Вега». Предполагалась по этому поводу торжественная встреча, обильная культурная программа, потом — совместный поход в какую-то лесную глушь… А то им своей тайги не хватает… В общем, призрак пионерии бродит по родным буеракам.

— Как, продолжим? — спохватился вдруг Осоргин.

— Конечно! — я даже спорить не стал. Разбег, похоже, только начинался. Тем более, отстаю от собеседника на целую стопку. Неприлично же! Неспортивно!

Хотя и мы не лыком шиты, не лаптем биты. Да наш пед кого хочешь перепьет! Любых моряков… Вот железнодорожников вряд ли. Есть печальный опыт. Как-то в институтские годы случилось у нас соревнование по питию со студентами-путейцами. До сих пор вспоминаю — мороз по коже и голова болит.

— Ну, тогда покатили!

Из-под стола появилась бутылка. Все та же. Старая добрая «Провинциалка», наследие былых времен.

Качество, надежность, авторитет…

В какой еще стране, мог появиться такой вот слоган в рекламе спирта?

— Хорошо, точно дозируем.

Оторвавшись на миг от своей «педагогической поэмы», Юрик внимательно наблюдал за журчащим потоком, струящимся в мой стакан. Ровно половина. Похоже, в этих делах он имел опыт ничуть не меньший, нежели в мореплавании или воспитании.

Не знаю уж, каким он был матросом, но вот учитель… Не каждого назовут дядей Юрой, тем более в присутствии ревизора из Столицы.

— Вот, это тебе на третье, — он приподнял бутылку и потянулся к своему стакану.

Улица меж тем разразилась истошными воплями. Мальчишки будто решили развеять мои сомнения. Здесь они, никуда не делись. Я посмотрел в окно.

Почти стемнело. Десять часов, самое оно. Обычно в это время сгоняют спать. В летних лагерях, интернатах… Но тут, видно, своя специфика. Своя музыка…

Трое пацанов лет двенадцати бежали по главной аллее в сторону КПП. В сумерках их было почти не видно, правда, мне показалось — все трое одеты в одинаковые майки с какими-то буквами на спинах.

— Братцы Лизовы, — не глядя в окно, уверенно сказал Юрик. — Двое близнецов постарше, и младший еще один. Тяжелая семья… за гранью нищеты жили…

— Бомжевали? — деловито уточнил я, вспоминая вонючие мухинские подвалы.

— Представь себе, нет. — Осоргин вгрызся в малосольный огурец. — Даже в школу ходили… Только вот родителям фатально не везло. Вроде и непьющие, и работящие, а всё из рук уплывает. Прямо какая-то полоса невезения, шириною в жизнь. Многодетная семья — а никаких им пособий, никаких квартир… Типа как потеряли их документы… Дом в аварийном состоянии, насчет ремонта и речи нет. Нет фондов, нет речей. Главное, эти родители, — Юрик сделал рукой неопределенный жест, — считали, что все нормально. Типа так всегда, типа подотрись и не кашляй. Вот и представь — у детей была самая натуральная дистрофия, ходили в обносках, мерзли… И, что самое поганое, никто вокруг ничего не замечал.