Феликс Кривин - Полусказки

Прежде всего ее, конечно, нанесут на карту. Лужица будет выглядеть на карте неплохо — у нее такие ровные берега! Вот здесь, на этом берегу, наверно, построят санаторий. На том берегу — порт или еще что-нибудь. Да, кстати, почему в нее никто не впадает?

Размечталась Лужица — и это понятно: каждому хочется найти себя в жизни. Но теперь Лужица себя не найдет: она так воспарила в мечтах, что на земле от нее только сухое место осталось.

— Посмотрите, как хорошо у нас в комнате, — говорит Занавеска деревьям с улицы.

— Посмотрите, как хорошо у нас на улице, — говорит она комнатной мебели.

— Мы ничего не видим, — отвечают деревья.

— Нам ничего не видно, — отвечает мебель.

— Мы видим только тебя…

— Только тебя…

— Ну что вы, — смущается Занавеска, — не такая уж я красивая…

Лучи сыплются на Землю, как снег, но совсем иначе ее согревают.

Снег напяливал на нее шубу, кутал Землю, советовал беречься, строго соблюдать постельный режим. Что поделаешь, видно, он, Снег, имел на это право…

Лучи скользят по воздуху, почти не смея коснуться Земли. У них нет теплых шуб, у них нет мудрых советов. Им остается согревать Землю только своей нежностью…

У них еще совсем не было опыта, у этих русых, не тронутых сединой Кудрей, и поэтому они никак не могли понять, куда девался тот человек, который так любил их хозяйку. Он ушел после очередной размолвки и не появлялся больше, а Кудри часто вспоминали о нем, и другие руки, ласкавшие их, не могли заменить им его теплых и добрых рук.

А потом пришло известие о смерти этого человека…

Кудрям рассказала об этом маленькая, скрученная из письма Папильотка…

Чувствуя, что красота ее начинает отцветать и желая как-то продлить свое лето, Березка выкрасилась в желтый цвет — самый модный в осеннем возрасте.

И тогда все увидели, что осень ее наступила…

Красивы прибрежные скалы, особенно на закате, но заходящие в порт корабли обходят их стороной. Скалы пугают их своей неприступностью.

А на самом деле скалы вовсе не так неприступны. Каждая из них втайне мечтает о своем корабле, который придет когда- нибудь и останется с ней навеки. Но вы же знаете, какие сейчас корабли! Им подавай Причальную Тумбу, покорную Тумбу, для которой любой корабль заслоняет все море.

Приходят и уходят корабли, приходят и уходят. Где-то там, посреди океана, они забывают о тех, кого оставили на берегу, и мечтают о других берегах — далеких и незнакомых. Но в трудную минуту, когда налетают штормы и океан разевает черную пасть, корабли вспоминают… И не Тумбу, нет, не Тумбу вспоминают они. Корабли вспоминают неприступные скалы родного берега…

В топке была жаркая работа, и Дым после смены захотел немного проветриться. Он вышел из трубы, подумывая, чем бы таким заняться, но, не найдя ничего лучшего, решил просто подышать свежим воздухом. «Оно и приятно, — размышлял Дым, — и полезно. Врачи, во всяком случае, советуют…»

Дым уже начал было дышать — спокойно, размеренно, по всем правилам медицины, — но вдруг что-то сдавило ему дыхание. Даже посторонний наблюдатель сразу бы заметил, что с Дымом происходит неладное: он словно замер на месте и неотрывно смотрел в одну точку… Собственно говоря, это была не точка, а тучка, маленькая белая тучка на ясном весеннем небе.

Она была очень красива, эта Тучка, кудрявая и пушистая, в голубой небесной шали и ожерелье из солнечных лучей. Так что нечего удивляться, что Дым на нее загляделся.

Говорят, нет дыма без огня, и наш Дым вовсе не был исключением из общего правила. При виде Тучки он почувствовал в себе огонь и — устремился к ней.

— А вот и я! — выпалил Дым с бухты-барахты, примчавшись к Тучке и глядя на нее во все глаза. — Хотите со мной познакомиться? Тучка поморщилась.

— Вы что — пьяны? — спросила она. — Что вы ко мне пристаете?

Дым смутился.

— Я не пристаю, — пробормотал он. — И я вовсе не пьян. Просто… хотел… познакомиться.

У Дыма был очень растерянный вид, и это немножко успокоило Тучку.

— Поглядите на себя, на кого вы похожи, — сказала она. — Разве в таком виде представляются даме?

Дым послушно посмотрел на себя. Да, Тучка была права: грязный, растрепанный, весь в саже и копоти, Дым не производил благоприятного впечатления.

— Извините, — прошептал он. — Я только что со смены. У нас на заводе…

Вероятно, Дым все же сказал бы, что там было у них на заводе, но тут появился Ветер. Если бы он Просто появился! Нет, он сразу же бросился к Тучке, схватил ее довольно бесцеремонно и поволок. А Тучка прижалась к нему, словно только его и ждала все это время.

И тогда Дым начал таять. Он таял буквально на глазах, и если бы Тучка была повнимательней, она бы, конечно, это заметила.

Но она не была внимательной, эта белая Тучка. Она привыкла парить в небесах, и какое ей было дело до Дыма с его заводом, с его будничными заботами?.. Она прижималась к Ветру и уже совсем забыла о Дыме.

А Дым все таял и таял. И вот уже он исчез, как дым, — то есть, как и всякий другой дым исчез бы на его месте.

И только теперь Тучка о нем пожалела. Только теперь она почувствовала, что свежесть Ветра — еще не все, что он слишком резок и вообще у него ветер в голове.

Дым был другим. Он был серьезней и мягче, он смущался, робел, он хотел что-то рассказать Тучке о своем заводе… Теперь Тучка никогда не узнает, что он хотел ей рассказать.

От одной этой мысли можно было расплакаться. И Тучка заплакала. Она плакала горько и тяжело, плакала до тех пор, пока всю себя не выплакала.

Взгляни в окно: ты видишь, одинокий лист кружится на ветру? Последний лист… Сейчас он желт, а когда-то был зелен. И тогда он не кружился по свету, а сидел на своей ветке рядом с молодой, румяной вишенкой, которую любил всем сердцем.

Старый гуляка Ветер часто говорил ему:

— Пойдем побродим по свету! Повсюду столько румяных вишенок!

Но Листик не соглашался. Зачем ему много вишенок, когда у него есть одна, его Вишенка, самая лучшая в мире!

А потом счастье его оборвалось. Вишенка вдруг исчезла, и никто не мог сказать, куда она девалась.

Стояла холодная осенняя пора, и все листья с дерева давно облетели. Только один Листик, осунувшийся, пожелтевший от горя, оставался на своей ветке: он все еще ждал, что вернется Вишенка.

— Что ты здесь высидишь? — убеждал его Ветер. — Пойдем поищем, — может быть, и найдем… Ветер дунул посильней, и они полетели.

…Взгляни в окно: ты видишь, темные деревья зябко ежатся от холода. Еще бы: все одеваются к зиме, а они, наоборот, раздеваются. А вон там, видишь, кружится на ветру последний желтый лист. Это наш Листик, наш однолюб. Он все еще ищет свою Вишенку.