Феликс Кривин - Полусказки

Не успел Цыпленок вылупиться, как тотчас получил замечание за то, что разбил яйцо. Бог ты мой, откуда у него такие манеры? Очевидно, это что-то наследственное…

— Нужно быть проще, доходчивее, — наставляет Скрипку Погремушка. Меня, например, всегда слушают с удовольствием. Даже дети и те понимают!

Картина дает оценку живой природе:

— Все это, конечно, ничего — и фон, и перспектива. Но ведь нужно же знать какие-то рамки!

Тупая Патефонная Игла жаловалась:

— Когда-то я пела, и меня с удовольствием слушали, а теперь вот — уши затыкают. Еще бы! Разве это пластинки?! Разве это репертуар?!

Среди цветов — спор о прекрасном.

Слово берет Колючка:

— Я никак не могу согласиться с творческим методом Розы. Острота — это да! Проникновение до самых глубин — это я понимаю! Но представлять все в розовом свете…

— Помещение должно быть открыто, — глубокомысленно замечает Дверная Ручка, когда открывают дверь.

— Помещение должно быть закрыто, — философски заключает она, когда дверь закрывают.

Убеждение Дверной Ручки зависит от того, кто на нее нажимает.

— Нам, кажется, по пути, — сказала Заноза, впиваясь в ногу. — Вот и хорошо: все-таки веселее в компании. Почувствовав боль, мальчик запрыгал на одной ноге, и Заноза заметила с удовольствием:

— Ну вот, я же говорила, что в компании веселее!

По величине Колибри чуть больше пчелы, но все-таки она — птица!

— Наши орлы — хорошие ребята, — говорит Колибри.

Так, между прочим, когда к слову приходится.

Новенькая Заплата достаточно ярка, и она никак не может понять, почему ее стараются спрятать. Ведь она так выделяется на этом старом костюме!

Среди однообразных букв на листе бумаги одна Клякса умеет сохранить свою индивидуальность. Она никому не подражает, у нее свое лицо, и прочитать ее не так-то просто.

— Трудно нашему брату, колесу. Всю жизнь трясись по дороге, а попробуй только перевести дух, такую получишь накачку!

— Значит, спуску не дают?

— Ох, не дают! Да еще того и гляди — под машину угодишь. Вот что главное.

— Под машину? Разве ты не под машиной работаешь?

— Еще чего придумаете! Я пятое колесо, запасное…

— Опять этот ветер! — сердито надувается Парус. — Ну разве можно работать в таких условиях?

Но пропадает ветер — и Парус обвисает, останавливается. Ему уже и вовсе не хочется работать.

А когда ветер появляется снова. Парус опять надувается:

— Ну и работенка! Бегай целый день, как окаянный. Добро бы еще хоть ветра не было…

Юбилей Термоса.

Говорит Графин:

— Мы собрались, друзья, чтобы отметить славную годовщину нашего уважаемого друга! (Одобрительный звон бокалов и рюмок.) Наш Термос блестяще проявил себя на поприще чая. Он сумел пронести свое тепло, не растрачивая его по мелочам. И это по достоинству оценили мы, благодарные современники: графины, бокалы, рюмки, а также чайные стаканы, которые, к сожалению, здесь не присутствуют.

Понимая всю важность и ответственность своей жизненной миссии, Часы не шли: они стояли на страже времени.

Сидя на лбу низенького человека, Прыщ с завистью поглядывал на лбы высоких людей и думал:

«Вот бы мне такое положение!»

Пень стоял у самой дороги, и прохожие часто спотыкались об него.

— Не все сразу, не все сразу, — недовольно скрипел Пень. — Приму сколько успею: не могу же я разорваться на части! Ну и народ — шагу без меня ступить не могут!

— Замерзнет, небось, человек, — беспокоился Хлястик. — Руки, ноги, плечи поотмораживает. За поясницу-то я спокоен, здесь я лично присутствую. А как на других участках?

Гладкий и круглый Биллиардный Шар отвечает на приглашение Лузы:

— Ну что ж, я — с удовольствием! Только нужно сначала посоветоваться с Кием. Хоть это и пустая формальность, но все-таки…

Затем он пулей влетает в Лузу и самодовольно замечает:

— Ну вот, я же знал, что Кий возражать не станет…

— Работаешь с утра до вечера, — сокрушался Здоровый Зуб, — и никакой тебе благодарности! А Гнилые Зубы — пожалуйста: все в золоте ходят. За что, спрашивается? За какие заслуги?

— Покрасьте меня, — просит Лоскут. — Я уже себе и палку подобрал для древка. Остается только покраситься.

— В какой же тебя цвет — в зеленый, черный, оранжевый?

— Я плохо разбираюсь в цветах, — мнется Лоскут. — Мне бы только стать знаменем.

Старый Подсвечник, немало поработавший на ниве освещения, никак не может понять новых веяний.

— Конечно, сегодняшние лампочки — светлые головы, — соглашается он. Но в наше время свечи жили иначе. Они знали свое место, не рвались на потолок, а между тем буквально заплывали жиром…

Плащ-дождевик недоволен жизнью.

В ясную, солнечную погоду, когда только бы и гулять, его держат под замком, а когда выпускают из дому — обязательно дождь припустит.

Что это? Случайное совпадение или злой умысел?

На этот вопрос не может дать ответа Плащ-дождевик, хотя проницательность его всем хорошо известна.

Он мягкий, теплый, податливый, он так и просится в руки тех, кто может устроить его судьбу. В это время он даже не брезгает черной работой шпаклевкой.

Но вот он находит свою щель, пролезает в нее, устраивается прочно и удобно.

И сразу в характере его появляются новые черты: холодность, сухость и упрямая твердость.

Электрический Утюг просил выключить его из электросети, поскольку он переходит на творческую работу.

Свинцовая Пломбочка и мала, и неприметна, а все считаются с ней. Даже могучие стальные замки нередко ищут у нее покровительства.

И это понятно: у Пломбочки хоть и веревочные, но достаточно крепкие связи.