Александр Полосин - Армагеддон был вчера

– Есть. Сегодня один физик-ядерщик – пока только аспирант, знаете, но ужасно толковый парень! – привёз мне образцы водорослей из яхимовских и пршибрамских радиоактивных источников, и я попробую их на зубок, пан коллега. И как следует попробую!

– Отличная мысль, – кивнул я. – Меня, признаться, это очень интересует. Сообщите мне о результатах, если вы не против, ладно?

Он сидел с победоносным видом.

– Я знал, знал, что вы на это клюнете, пан коллега! Конечно, сообщу! И можете не сомневаться, что для вас найдется место в моей работе – и не только среди анонимных «сотрудников».

– Мне просто самому интересно, – выдавил я, не так уж кривя душой.

На третье, такое же конспиративное свидание, Кожарж пригласил меня уже через неделю. Теперь он выглядел разбитым, усталым и сосредоточиться мог только с большим усилием.

– Ну, что произошло? – поинтересовался я. – В яхимовских водорослях правовращающих молекул не нашли?

– Ни следа, – ответил он равнодушно.

– Не принимайте близко к сердцу, пан коллега. Видимо, ваша теория о связи правовращения со стойкостью к радиации притянута за уши. Ну, что же – такое случается и с великими. Попытайтесь зайти с другого конца, вот что я вам посоветую.

– Вы меня не понимаете, пан коллега, – сказал он грустно. – Чёрт бы побрал яхимовские водоросли, но тот же аспирант принес мне по своей инициативе – только это между нами, он ведь не имел права этого делать – образцы инфузорий, которые, оказывается, преспокойно живут и размножаются прямо в первичном контуре системы охлаждения атомных реакторов, хотя эта вода должна быть абсолютно стерильной. Так вот, они полностью правовращающие, пан коллега. От «а» до «я». Все – аминокислоты, липиды, углеводы – абсолютно все. И... знаете, мне страшно...

– Откуда были эти инфузории? – поинтересовался я.

– Да какая разница? – он закрыл глаза и минуту помолчал. – Из Дукован. Кажется... Я точно не помню. Это ведь неважно, пан коллега... Я не спал целую ночь. Понимаете, среди нас, людей, животных, растений, на этой планете существует нечто чужое. Нечто, что переносит чудовищные дозы радиации.

Нечто совершенно не связанное с нашей жизнью, которая вот уже сотни миллионов лет выбирает свои кирпичики только из левовращающих соединений. Это не ошибка, Брунер! Что мне делать?

Я подумал.

– Во всяком случае, для начала вам надо отдохнуть. Расслабиться. И немедленно. Лучшее средство – сауна у меня на даче. Поедем туда, попаримся, истечём потом, а там на ясную голову подумаем, как быть дальше.

Я расплатился и, не спрашивая его мнения, попросил пана Пангаста вызвать такси. Через полчаса мы уже были на месте – дача моя в Еванах, совсем недалеко от Праги. Коварж по дороге не произнёс ни слова, мне показалось, что он дремал. Его попытку разделить со мной стоимость проезда я благородно отверг.

В сауне, как показалось, он немного пришёл в себя, а когда нырнул в бассейн с прохладной водой, выглядел совсем нормальным человеком.

– Это была отличная идея, пан коллега! А я и не знал, что у вас есть такая роскошь! Прекрасная штука эта сауна, верно?

– Великолепная. Вы ещё увидите, – заверил я его.

Вечером, за бокалом пива, мы договорились о тем, что Коварж попробует через своего знакомого аспиранта достать образцы водорослей и инфузорий как из различных природных радиоактивных источников, так и из систем охлаждения реакторов всех атомных электростанций Чехословакии. А я с Яной проведу литературный поиск всех видов, мало-мальски устойчивых к радиации. Потом Коварж измерит оптическую активность основных молекул протоплазмы их клеток, а результаты опубликует в академическом журнале в качестве предварительного сообщения.

Он горячо благодарил меня и чуть не расплакался, когда я и теперь отказался фигурировать в его работе как сотрудник и даже попросил никому не упоминать о нашем сотрудничестве. Ему это было приятно, видимо, теперь он уже всерьёз мечтал о всемирной славе.

Однако заказывать новые образцы водорослей ему не пришлось, потому что на следующий день после обеда Коварж потерял сознание прямо на рабочем месте. От переутомления, как абсолютно ошибочно определил наш врач, – и я не могу упрекнуть его в некомпетентности. У него не было ни малейшей причины что-либо подозревать, ему и в дурном сне привидеться не могло, что в моей сауне помимо липового бальзама, березовых веников и пары полотенец находился ещё и миниатюрный гамма-излучатель новейшего типа, в результате чего в радиусе двух метров от него уровень излучения достигал 10 000 рентген в час. Конечно, скорпион Heterometrus перенес бы его безо всяких последствий, но человек – гораздо более хрупкое создание.

Сауна действительно очень удобная штука, хотя бы просто потому, что в неё не ходят с часами, браслетами и прочими металлическими предметами, которые могли бы подтвердить наведённую радиоактивность. Колец Коварж не носил, а все зубы имел здоровые. Так что на этот счет беспокоиться мне не приходилось.

Через два дня у него началась лейкемия, и он кровоточил всем телом. 10 000 рентген – доза милосердная, конец приходит быстро и почти легко. Я посетил его в палате, когда он уже не мог разговаривать, только с трудом поднимал веки, красные от крови.

– Вы слышите меня, пан коллега? – спросил я его, когда мы остались наедине. Он медленно приоткрыл глаза, и через несколько мгновений я понял, что он меня узнал.

– Я должен вам кое-что сообщить. Вы были абсолютно правы. На этой планете действительно существуют чужеродные организмы, и вы первый, кто это обнаружил. И единственный, как я надеюсь. По правде сказать, вы действительно заслуживаете Нобелевской и всех прочих премий, вместе взятых. Так что я вас искренне поздравляю, хотя, к сожалению, несколько запоздало.

Он закрыл глаза, и мне показалось, слегка улыбнулся.

В дверях я столкнулся с ассистентом, занимающимся Коваржем. Он нёс очередную дозу крови для переливания.

– Помочь ему уже нельзя, – сказал он мне вместо приветствия. – Такого молниеносного панмиелофтиза я в жизни не видел, да и наш старик тоже.

Один бог знает, что с ним случилось. Но, знаете, долг врача превыше всего. Самое скверное то, что у нас подходят к концу запасы крови. Кстати, вы, случайно, не донор? Это ведь не такая уж жертва – поллитра крови для своего коллеги, верно?

Я ответил ему, что, к сожалению, я не донор, и распрощался. Я совершенно не кривил душой – ни одному человеку моя кровь, состоящая исключительно из правовращающих соединений, пользы не принесла бы.

Той же ночью Коварж умер, и на этом всё пока закончилось. Я ещё тайком проверил, не осталось ли после него заметок в его рабочем журнале, которые могли бы вдохновить кого-нибудь из его коллег на продолжение исследований. К счастью, записи были настолько обрывочны и туманны, что вряд ли могли бы натолкнуть не знакомого с сутью работы на что-либо полезное. Он, кажется, действительно слишком опасался за своё авторство. За его знакомым аспирантом-физиком, который доставал ему образцы водорослей, я установил тщательное наблюдение. В случае необходимости я познакомлюсь с ним под каким-нибудь искусственным предлогом и приглашу его к себе в сауну. Он наверняка будет ужасно польщён вниманием такого известного ученого, как я.