Игорь Алимов - Пока варилась каша

Чесотка в собаках разбирался слабо, потому что мало встречал их в жизни. Может, два или три раза. Овцы, лошади — это да, хотя и овец-то с лошадьми по нынешним механистическим временам пойди еще найди вот так запросто, а уж плотно пообщаться… Собак еще можно было увидеть — все больше по кибер-кубу или, если сильно повезет, издалека на руках у счастливых и крайне богатых владельцев, — и то все больше каких-то мелких, тощих, отвратных с вида. Язык не поворачивался этих тварей собаками назвать. Мутанты склизкие. Вырожденцы, частично разумные плоды генетических экспериментов.

Нет, такой собаки Джейсону не надо было даром. Чесотка подозревал, что она самостоятельно больше десяти шагов сделать не сможет. Зачем вообще такая собака? Или, там, собаки из пробирки — которых сразу затачивают на безусловную преданность конкретному хозяину. Которые без разрешения даже не гавкнут всуе.

У Джейсона должна быть здоровая, волосатая собака. Настоящая, из щенка. Высокая, и чтобы язык на сторону. Собака будет бегать вдоль забора и создавать дополнительный уют. И еще — сторожить овец. Хотя что их сторожить, когда у них у всех в мозгах датчики? Ну и что, пусть все равно сторожит.

Чесотке вдруг так захотелось собаку, что он решил потратить на нее почти любые деньги. Деньги что — деньги приходят и уходят, для того они и вертятся между звездами, а серьезный человек, прочно стоящий на земле да к тому же в окружении отборных овец, заставляет деньги служить себе, по мере необходимости и возможности извлекая их из кредитки, где они регулярно оседают плодами нехитрого, но благодатного сельскохозяйственного труда. Натуральное мясо — всегда в цене…

То есть для полного счастья, как его понимал Джейсон, ему теперь не хватало только этой самой волосатой, рослой собаки. Все остальное практически было.

Даже весьма мучившее его противоречие, связанное с необходимостью использовать племянницу в качестве «особи репродуктивного возраста», внезапно и очень благополучно разрешилось. Во время перелета, в кают-компании судна, Чесотка обратил внимание на невысокую женщину средних лет, с черными, коротко остриженными волосами. Ни особой красотой, ни чрезмерной статью женщина не отличалась, однако было в ней нечто, магнитом притянувшее взгляд Джейсона: наверное, глаза — да, глаза, темно-карие, глядящие на мир уверенно и в то же время доброжелательно. Такие глаза, знал Чесотка, выдают натуру цельную, ровную, надежную, не склонную к импульсивным выходкам и спонтанным решениям, — то есть прибамбасы, что Джейсону в женщинах встречать, может, и приходилось, но по отдельности, а вместе никогда. Чесотке попадались разные девушки, а потом и женщины — с каждым годом все меньше, ибо далеко не все разделяли его стремления отгородиться от цивилизации, а уж тем паче удалиться в горы; Джейсон же с возрастом только костенел в тяге к овцам, — но все встреченные существа женского пола были какие-то… поверхностные, что ли, и ни с одной отношения не складывались дольше полугода, причем не Чесотка выставлял за дверь очередную надоевшую пассию, нет, он был терпелив от природы! — обычно бросали именно его, и последняя дамочка даже устроила погром в его жилище: злилась на непробиваемую невозмутимость хозяина. Хватит, решил Джейсон, собрал самые нужные вещи, то есть сигары и виски, и свалил в Тибет. Женщины, в раздражении думал он, сидя в стратоплане, вообще непонятно зачем нужны в век изощренного синтеха и тотального господства вирт-объемов, где к услугам не способного заработать на хоть плохонького секс-синта нуждающегося — немедленное и послушное воплощение всех его самых рискованных желаний, чего никогда от живого, не из пробирки, человека не дождешься. Это какой-то атавистический мазохизм слишком развившегося человечества — женщины.

А потом случился контракт. Не воспользоваться возможностью Чесотка просто не мог. А как честно выполнить все условия, на которые подписался, тоже не представлял и во время перелета спал дурно.

Пока не столкнулся с Рут.

За обедом, как следует разглядев сидевшую в двух столиках от него женщину, Чесотка, вовсе не склонный верить в чудеса, подивился про себя: ну надо же какая! — и решил в ближайшее время как-нибудь невзначай познакомиться. В замкнутом пространстве звездолета тому выпадало множество случаев, и уже через день Джейсон и Рут обедали за одним столиком.

Чесотка медленно прощупывал новую знакомую, бросал невзначай посреди беседы важные для него фразы, и Рут — полностью ее звали Рут Мидори Цинатти — ни разу не дала ему повода испытать разочарование: да — овцы, это замечательные, нужные животные, да — трава по пояс, как прекрасна такая трава, нет — мегаполисы вещь ужасная, под ними нет и уже никогда не может быть жизни, нет — синтетическая отбивная никогда не заменит той, что со знанием дела поджарил собственными руками… Речь женщины текла плавно, без напряжения и без малейшей суеты, столь свойственной этим балаболкам с разноцветными волосами и в антигравитуфлях; в какой-то момент Джейсону даже показалось, что Рут втайне снисходительно улыбается его незамысловатому прощупыванию, давно уже раскусив, что он за человек. Она вела себя просто и в то же время с глубоким достоинством, и Чесотка почувствовал к Рут симпатию, что с ним случалось крайне редко, можно сказать, вообще не случалось, а когда однажды она легко, непринужденно и со знанием дела приложилась к заветной металлической фляжке, а потом на секунду прикрыла глаза, переждала, пока виски струился по пищеводу, Джейсон со смущением понял, что, кажется, влюбился.

Пораженный этим открытием, он неловко вскочил, буркнул какое-то извинение и поспешно скрылся в своей каюте. До самого вечера отмалчивался; племянница, увидев взволнованное лицо Чесотки, атаковала его лавиной вопросов. В конце концов Мэгги махнула на чудаковатого анкла рукой.

Особую прелесть ситуации придавало то обстоятельство, что Рут не была связана ни с кем узами брака: она была вдовой и младшей сестрой одного из будущих клондайкских фермеров, Эндо Цинатти, следовавшего тем же кораблем в компании жены Лейлы и пятнадцатилетнего сына Свена. И если бы Рут согласилась, то…

За день до высадки на Клондайк Рут дала согласие.

Это вышло как-то само собой. Обновленный поздней влюбленностью Чесотка робко ходил вокруг да около, не зная, как половчее разведать, что Рут думает по поводу нового замужества; Рут же смотрела на него все понимающими глазами, почти незаметно улыбалась уголками рта и не предпринимала никаких попыток облегчить тяжелую участь Джейсона. Казалось, ей нравятся Чесоткины затруднения, или же она в свою очередь решила выяснить про него нечто для себя очень важное. Недомолвки продолжались два дня, пока Джейсон, осатанев от несвойственной ему нерешительности, не брякнул наконец вечером: «А как бы ты отнеслась… — они давно уже были на «ты», — знаешь, как бы ты отнеслась к тому, чтобы…» — а Рут неожиданно положила палец на губы Чесотки, легко кивнула и сказала тихо: «Да…»