Хольм Ван Зайчик - Дело лис-оборотней

Он замолчал и провёл ладонью по лицу.

– Спасибо, – отрывисто сказал он и, рывком повернувшись, быстро вышел из сеней через ту же боковую дверь.

Рокочущая смутным восторженным рокотом толпа снова свела их вплотную уже в просмотровом зале. Бибигуль всё же не убежала после того, как все повставали с мест, чтобы перейти в зал. Впоследствии Богдан узнал, что убежать не дал ей настоявший пойти в главный зал мальчик, горевший желанием увидеть все красоты небесного устройства.

А может, и не только этим желанием. Никто никогда этого не узнал.

Их внезапно вынесло друг на друга, и оба замерли, словно окаменев. Потом Бибигуль, ровно и в первый раз, дёрнулась было в сторону, чтобы уйти и покончить наконец с этими обжигающими встречами; но Непроливайке сделал шаг к ней – и она снова замерла, глядя на него испуганно и… и помраченно, заворожённо, как, верно, трудники “Персикового источника” глядели на своего Дарующего счастье наставника, равного Небу.

А он, как помрачённый, глядел на неё – и сделал ещё шаг. Маленький-маленький.

И она шагнула ему навстречу.

…Нашпигованный хлёсткой снежной крупой тёмный ветер, бивший с севера весь день, к вечеру затих. Богдан в расстёгнутом тулупе, с непокрытою головою спустился с крыльца и, набрав полные пригоршни сверкающего в лучах фонарей снега, окунул в него горящее лицо.

Народ, оживлённо переговариваясь, смеясь, даже кое-где напевая, расходился. Скрипел свежий снег и слева, и справа; и на запад, и на восток разбегались свежепротоптанные тропки и цепочки следов.

– Вот они, – тихо сказал Баг, тронув друга за плечо. Богдан обернулся; с его бровей, подтаивая, падали крупинки снега. Вынул из кармана минутой раньше аккуратно уложенные туда очки и торопливо пристроил их на носу.

Держа мальчика за руки с двух сторон, от главных врат планетария медленно спускались по дощатым ступеням робко счастливая Бибигуль и недоверчиво счастливый Непроливайке.

Мальчик сиял. Он старался держать себя в руках, он напускал на себя сдержанность и даже суровость – но он сиял, и это было заметно хоть с горы Тайшань, хоть с околоземной орбиты.

Перед Багом и Богданом троица остановилась. Мальчик, которому мама давно представила человекоохранителей как своих старых знакомых, уже не мог сдерживаться больше. Ему позарез надо было с кем-то поделиться.

– Это мой папа, – громко сообщил он.

– Как замечательно, – не сговариваясь, хором ответили ечи.

– Он великий космонавт, – сказал мальчик. С гордостью покосился на отца. – Я буду, как он. Великим космонавтом.

Глядя на него, в это нетрудно было поверить.

Мальчик аккуратно вынул одну свою руку из маминой ладони и назидательно выставил указательный палец в сторону отца.

– Но раз уж ты там живёшь, денег нам всё равно, пожалуйста, не присылай больше, – сказал он вежливо, но твёрдо. – Мы сами.

– Я понял, – дрогнувшим голосом ответил Непроливайке.

Освободившейся рукою Бибигуль несмело, чуть скованно погладила искрящееся от снежной пыли плечо звездопроходца. Тот повернулся к ней, и они понимающе переглянулись, разом будто помолодев на полтора десятка лет.

Алимов И. А. Китайский культ лисы и “Удивительная встреча в Западном Шу” Ли Сянь-миня // Петербургское Востоковедение. Вып. 3. СПб., 1993. С. 228-254.

Васубачдху. Учение о карме. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2000.

Островская Е.А. Тибетский буддизм. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2001 (в печати).

Ермакова Т. В., Островская Е. Л. Классический буддизм. СПб.: Петербургское Востоковедение, 1999.

Категории буддийской культуры. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2000.

Китайская геомантия. Сост., вступ. статья, пер. с англ., комментарии и указатели М. Е. Ермакова. СПб.: Петербургское Востоковедение, 1998.

Мартынов А. С. Конфуцианство. “Лунь юй”. В 2 тт. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2001.

Море значений, установленных святыми. Факсимиле ксилографа, изд. текста, предисл., пер. с тангутского, коммент. и прилож. Е. И. Кычанова. СПб.: Петербургское Востоковедение, 1997.

Пу Сун-лин. Странные истории из Кабинета Неудачника. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2000.

Тон люй шу и. Уголовные установления Тан с разъяснениями. Цзю-ани 1 – 8/ Пер., введ. И коммент. В. М. Рыбакова. СПб.: Петербургское Востоковедение, 1999; Цзюани 9 – 16 / Пер. и коммент. В. М. Рыбакова. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2001.

Торчинов Е.А. Даосизм. “Дао-Дэ цзин”. СПб.: Петербургское Востоковедение, 1999.

Торчинов Е.А. Даосские практики. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2001.

Торчинов Е.А. Философия буддизма Махаяны. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2001 (в печати).

Данный пассаж, как уже наверняка догадались постоянные читатели X. ван Зайчика, снова взят автором из легендарной XXII главы знаменитого “Лунь юя”. Он весьма труден для понимания и особенно – перевода. Прежде всего следует иметь в виду, что слово, которое здесь мы переводим как “дыхание” (ци), в китайском языке имеет куда более широкий спектр значений, чем в современном русском; хотя в исконном смысле русского “дыхания” присутствуют, пожалуй, все оттенки китайского ци: тут и вдохновение, тут и дыхание, скажем, степей или гор, тут и жизненная сила, даже темперамент…. Словом, для китайца дыхание есть процесс гармоничного, жизнеусилительного обмена сущностными субстанциями между человеком и окружающим его миром. Именно этот подход как нельзя лучше выражен фразой Учителя, которую мы переводим здесь “дышать как дышится”; в подлиннике она звучит как ци ци е и построена так же, как знаменитое высказывание Конфуция об отце и сыне (“Отец да отцовствует, сын да сыновствует…”). Расширительно эту фразу можно истолковать как “дыхание да продыхивает тебя ровно настолько, насколько твоему телу нужно”, “дыхание да выполняет свою исконную функцию наиполезнейшим образом”. Понятно, почему того, кто пытается вдохнуть больше ци, чем ему нужно, и выдохнуть больше, чем у него есть, Учитель называет прожорливым гордецом, а того, кто не решается ни вдохнуть столько, сколько ему требуется, ни выдохнуть то, что в нём накопилось, называет трусливым скупцом.

Дошедшие до нас списки “Лунь юя” (“Суждений и бесед”) насчитывают двадцать глав. Двадцать вторая глава, представлявшая собою, по свидетельству некоторых древних комментаторов, квинтэссенцию конфуцианской мудрости и написанная Учителем собственноручно за несколько месяцев до кончины, считалась утерянной ещё во времена царствования Цинь Ши-хуанди (221 – 209 гг. до н. э.), во время его знаменитых гонений на конфуцианскую учёность и культуру. Однако мы не исключаем, что в руки столь пытливого исследователя и неистового коллекционера, каким был X. ван Зайчик, каким-то образом мог попасть текст драгоценной главы. Его домашняя библиотека до сих пор закрыта для посторонних, и лишь правнуки учёного посредством весьма длительных и утончённых процедур ежедневно оспаривают друг у друга честь стирать с ксилографов и свитков пыль – и не пускать к ним чужаков.