Дмитрий Григорьев - Кровь или семьдесят два часа

Она начала ворочаться в четыре часа утра. Или ночи? Понятие это было относительное и зависело от распорядка дня. Для нее, просыпавшейся обычно в десять, это определенно была еще глубокая ночь. Но ее злая судьба так не думала. Потому что спустя всего два часа она уже сидела в кровати, с трудом воспринимая окружающее. Буквально минуту назад она проснулась от громкого бульканья в груди и испуганно прокричала: — Кровь! Сердце бешено колотилось, перед глазами все плыло.

Сквозь быстро надвигающуюся пелену она видела, как вскочил ее муж и, не надевая очков, вылетел в коридор к кислородному агрегату. Последнее время она себя неплохо чувствовала и в состоянии покоя обходилась без кислорода, поэтому аппарат был выключен. Врубив кислородный генератор на полную мощность, он понесся обратно в спальню. Она сидела, бледная, пытаясь вставить хомуток, подающий кислород, в свой прекрасный носик. Ее ноздри судорожно раздувались, из них уже показались красные ручейки. Насквозь пропитанная кровью салфетка, упавшая на одеяло, ничего хорошего не предвещала. Муж рванулся в ванную, где были все медицинские принадлежности.

Щуря свои близорукие глаза, он нашел почкообразный тазик и, вернувшись, всунул его в дрожащие руки жены. Без очков он плохо видел ее лицо, и вся серьезность ситуации еще не дошла да него. Ощупью он отыскал очки и трясущимися руками усадил их на вспотевший от волнения нос.

— Почему я не сделал этого сразу? — пытал он себя потом. — Если бы я пораньше понял всю серьезность ситуации, все могло быть по-другому! Прояснившаяся картина происходящего заставила его выкрикнуть: — Нет! Только не это! Изо рта его маленькой жены фонтаном била кровь. Побелевшая женщина не успевала откашливать нахлынувший алый поток, и тот искал выхода через нос. Кислородный хомуток был полностью залит кровью. Давления, создаваемого генератором, уже не хватало, чтобы вытолкнуть забившую трубку красную массу. Поняв катастрофичность положения, муж подкатил резервный баллон с чистым кислородом. Это был неприкосновенный запас на случай отключения электричества. Он открыл вентиль на полную мощность. Сжатый газ превышал возможности генератора втрое. Сильная струя кислорода вырвала хомуток из рук мужчины, но он молниеносно поймал его и вставил жене в нос.

— Дыши носом! — прокричал он в ее звенящие от нехватки воздуха уши.

— Не могу, — задыхаясь, прошептала она и начала клониться вперед.

Он не раздумывая схватил с прикроватной тумбы телефон и набрал 911. Разговаривая с диспетчером, он прижимал к себе жену, ощущая, как дрожит от страха ее хрупкое тело.

— Моя жена умирает! — прокричал он в трубку. — У нее открылось легочное кровотечение! Пока он называл адрес, жена перестала трястись и затихла.

Ямки над ключицами резко запали. Она судорожно пыталась сделать пусть самый ничтожный, но так необходимый глоточек спасительного воздуха.

— Умница моя. Сейчас все пройдет, — успокаивал он и ее, и себя. — Я мигом.

Он слетел на первый этаж и распахнул настежь дверь. Вернувшись, он с ужасом увидел, как жена в бессильной ярости била своим маленьким кулачком по одеялу. Сил у нее хватило ровно на три удара, после чего ее тело обмякло и завалилось вперед. Он подхватил ее, не давая упасть, и жестокая действительность обожгла его сердце.

— Быстрее! — Заорал он в лежащую на одеяле трубку. — Она уже не дышит.

Кровь уже не хлестала, а тихо вытекала из уголка ее посиневших губ. В телефоне звучал нервный голос диспетчера: «Положите ее на спину и поверните голову набок, чтобы кровь не попала в легкие и она не захлебнулась».

— Какое не захлебнулась! — истерически прокричал мужчина в ответ. — Кровь идет из самих легких! В их разговор ворвалась отдаленная сирена приближающейся машины службы 911.

— Не вешайте трубку, я буду с вами до приезда парамедиков, — пыталась успокоить его диспетчер.

Но он уже не слушал ее. Подняв бездыханное тело легкой, как пушинка жены, он нежно положил ее на пол, охватил ее маленький ротик своими губами и выдохнул что было сил. Бурлящий поток воздуха вырвался из ее носа, раздувая красные пузыри. Поняв свою ошибку, он закинул ее голову еще больше назад и, сжав ее ноздри пальцами, вновь с силой выдохнул. На этот раз ее грудная клетка ответила глубоким вдохом.

Минутой позже прибыли парамедики. Они застали пугающую картину. На залитом кровью ковролине лежала хрупкая женщина, почти девочка. Ее золотые кудри были рассыпаны по полу, прикрывая растущее алое пятно. Над ней склонился взъерошенный мужчина в окровавленной футболке с какой-то глупой надписью на спине. Все его лицо было в красных разводах, а с его дрожащих губ капала бордовая кровь. Он продолжал делать искусственное дыхание, игнорируя клокочущую пену, которая розовой шапкой поднималась из легких женщины.

— Нам нужен аппарат для аспирации жидкости! — закричал первый вбежавший в спальню парамедик.

Упирающегося мужчину силой оттащили от окровавленной жены и увели на кухню.

* * *

Парамедики суетились вокруг погибающей пациентки. Необъяснимое чувство тревоги росло с каждой секундой. Ощущение чего-то непоправимого вызывало в них не то панику, не то злость. Панцирь бездушия, взращенный ежедневной встречей со смертью, вдруг лопнул. Руки спасателей позабыли годами отработанные движения, а голос старшего по бригаде предательски дрожал.

Виновница этой необычной нервозности не замечала происходящего. Она лежала и чувствовала, как теряет то небольшое количество черной энергии, которую смог накопить ее ослабленный организм. Она излучала ее всем телом, чего раньше никогда не случалось. Кто-то разрезал на ней сорочку. Отсутствие последнего препятствия только ускорило потерю черных флюидов. Необычайная легкость и спокойствие начинали окутывать ее, и лишь отдаленному подсознанию чего-то не хватало.

— Тяжесть! Тяжесть в груди исчезла! С раннего детства она сроднилась с ощущением тянущего комка внутри.

— У меня там живет злая болячка! — делилась своими наблюдениями неунывающая шалунья, показывая себе на грудь Уже подростком она узнала, что всему виной генетический дефект, который не только поражал легкие, но и открывал путь для тяжелой черной энергии. Поначалу эта энергия гуляла сквозь нее сама по себе, меняя настроение от пасмурного и злого к жизнерадостному и добродушному. Когда же она научилась управлять энергетическими флюидами, их выброс всегда приносил облегчение. Но такую легкость и безмятежность, как сейчас она еще никогда не испытывала. Ее ощущения лишь слабо напоминали те, что наступали после освобождения от темных флюидов. Обычно это происходило на пике злости, граничащей с яростью. Первый раз на ее памяти это случилось исподволь, в далеком детстве, когда она отдыхала с мамой и ее подругой в Гаграх.