Дмитрий Григорьев - Кровь или семьдесят два часа

Остальные в ответ только переглянулись. Никто из них не знал, что такое «вич тит», а спросить постеснялись. Лишь придя домой и заглянув в словарь они узнали, что имелась в виду «метка ведьмы». Вича машинально потрогала свою щеку. Она не помнила, когда у нее появилась эта сосудистая звездочка, и уже привыкла к ней. В тот же вечер она прижгла ее палочками от мозолей. Содержащийся в них нитрат серебра превратил пурпурное пятнышко в симпатичную черную родинку.

Ведьма из нее в тот год действительно получилась отменная, и вся компания веселилась от души. На маскараде счастливая Вича летала как на крыльях. Глядя на нее, сердце Дичи пело. Он не сомневался, что если бы в тот вечер у Вичи была метла, то она непременно взмыла бы под облака.

«Ничего. У нас еще будут такие счастливые моменты. Обязательно будут. Ты только просыпайся поскорее. Ну пожалуйста!» Сквозь открытое окно вместе с уличным смехом в бокс ворвался шум пропеллеров. Из ночного неба материализовался огромный вертолет с красным крестом на борту. Сделав круг, он завис над соседним корпусом. По углам плоской крыши включились прожектора и осветили посадочную площадку. В боксе стало светло как днем, мощная струя воздуха принесла резкий запах отработанного керосина.

* * *

Вича проснулась и с трудом разлепила глаза. За разрисованным снежной мозаикой окном хмурилось холодное утро. Стекла слабо дрожали поскрипывая инеем. Прямо под окнами сосед опять разогревал свое старое такси. На часах было шесть утра, а он уже сидел и газовал на весь двор. Крякающие и чихающие звуки убитого мотора разлетались по морозному воздуху и будили всю округу. Раздражающий запах несгоревшего бензина проникал даже сквозь хорошо законопаченные рамы. Конечно, если бы здесь жили приличные американцы, они давно поставили бы наглеца на место. Но окружающие таунхаузы сдавались малоимущим, и проживающий в них контингент особой привередливостью не отличался. Да и были они, в своем большинстве, еще не вставшие на ноги иммигранты из бывшего социалистического лагеря. Они бы и рады пожаловаться, да одного желания было мало. Для начала им не мешало бы выучить язык, на котором разговаривали в офисе их жилого комплекса. Но нет худа без добра. Такое соседство имело и свою выгоду. Вызываемые у окружающих волны негативной энергии служили хорошей подпиткой для Вичи. Однако ради своего любимого ее уже давно подмывало утихомирить наглеца. Дича напряженно учился, стараясь уложить в четыре года шестилетнюю программу аспирантуры, и лишняя нервотрепка ему была ни к чему. Вчера он опять просидел за учебниками допоздна, и залез к Виче под бочок когда она уже выключила свет. Дича хронически не досыпал.

— Лишняя минутка сна, это мешок здоровья! — зевал он по утрам и тянул до последнего, недовольно выключая будильник.

А тут дорвавшийся до свободного общества жлоб из позабытого богом местечка, в очередной раз украл целый вагон здоровья. Обнаглевший таксист продолжал самозабвенно газовать.

Неотрегулированные клапаны стучали металлическими молоточками прямо по мозгам.

— Взорвался бы он уж когда-нибудь, что ли! — в сердцах бросил Дича. — Откуда такое наплевательское отношение к людям? Все в округе выли от беспардонного соседа. Что они только ни делали. И просили, и совестили, и даже как-то отрядили Дичу пожаловаться домовладельцу, но все было без толку.

— Я законы знаю, — выпендривался жлоб. — Вам не жаловаться надо, а просыпаться пораньше. Кто рано встает, тому бог подает! Про законы он был прав. В отличие от Союза, здесь шумный период был привязан не к раннему или позднему часу, а определялся по солнцу. Солнце взошло — шуми, не хочу. Солнце село — молчи в тряпочку. Конечно, в Питере с его белыми ночами такой закон вызвал бы много проблем. Хотя молодежь его наверняка оценила бы. Но они были не в Питере, да и на дворе был не месяц май. За окном стоял январь, а зимой Вича всегда плохо себя чувствовала. Вот и в то морозное утро она только укочкалась после беспокойно ночи. До самого рассвета она, как могла, боролась с першением в горле, чтобы не будить уставшего Дичу. Унимая кашель, она один за другим сосала мятные леденцы, и к утру вся тумбочка была в пестрых фантиках. В шесть утра, как по расписанию, стекла окон зазвенели от надсадного воя мотора. Дрожал даже толстый слой утеплителя между рамами. Накинув поверх халата зимнюю куртку, Дича выскочил на улицу.

— Ты, законник хренов! — заорал он хриплым после сна голосом. — Солнце еще не взошло. Давай, глуши свою таратайку или выезжай со двора.

— Задницу не отморозь, — открыв дверцу, ответил тот и звучно гоготнул.

— Рот закрой, а то мозги простудишь! — рассвирепел Дича. — Хотя, я смотрю, тебе и простужать-то нечего.

— Будешь много трындеть, я скажу менеджеру таунхаузов, что ты незаконно держишь собаку, — припугнул он и с самодовольной ухмылкой громко захлопнул дверь своей колымаги.

— Еще сильнее хлопни, а то на другом конце города не слышно! Тогда, может, твой рыдван развалится быстрее.

Разбуженная Вича стояла у окна и ловила каждое слово перепалки. Бурлящее негодование подкатило к горлу, и в нем снова запершило.

— Не трать нервы на этого жлоба, — успокоила она вернувшегося Дичу. — А вот про Ладу это он зря сказал, — добавила она сквозь кашель, глядя вслед уезжающей машине.

«Ловко я его прищучил с барбосом, — веселился узколобый водила. — Вот они у меня где!» — он потряс в воздухе своим волосатым кулаком.

Не успел он опустить руку, как перед его глазами вдруг запрыгала соседская собака. Похожая на белого медведя, она вытворяла что-то невообразимое. Ее шерсть, припорошенная снежной пылью, серебрилась в лучах придорожных фонарей.

Позабыв обо всем на свете, таксист как за молоточком невропатолога неотрывно следил за ярким пятном, прыгающим по дороге. Вдруг фонари погасли. Густые утренние сумерки окрасили собачью шкуру в серый цвет. Проезжая мимо, он увидел не добродушного пса, а оскалившегося волчищу с налитыми кровью глазами. Ничего не соображая, он резко вывернул руль. Его колымага юзом влетела на заснеженную боковую улочку и, набирая ход, понеслась под гору. Машина билась как бобслейный боб то о левый, то о правый поребрик. Из темноты показался поворот, ведущий в тупик с кирпичным забором. Перепуганный водила ударил по тормозам. Машину закрутило на нечищеной дороге, и со всего маху бросило на поребрик. На вираже погнутое колесо оторвалось и такси выбросило на обочину.

Домой скандального соседа привезли друзья-таксисты. Пока его колымага была в ремонте, вся округа наслаждалась крепким и здоровым сном. А сам нарушитель спокойствия пребывал в непрерывный пьяном угаре. В сотый раз он задавался одним и тем же вопросом: «Что это было? Неужели вся эта болтовня о том, что моя соседка ведьма, правда?» Он вспомнил, как после очередной гулянки его пьяные гости глупо дивились на черные занавески, закрывавшие соседские окна.