Александр Петров - Джихан-2

С неба моросил бесконечный мелкий дождик. Возницы с трудом угадывали дорогу, где остатки щебенки не давали завязнуть телегам. Влажность и холод заставляли мечтать о крохотном костерке, чтобы согреться самому и высушить влажную одежду. Но в этом Богом проклятом краю не горели даже взятые с собой дрова.

Город внезапно появился из серого непроглядного ничто. Сначала дорога стала неровной. Возникли откосы, бугры и впадины. Скоро из грязи проступили куски кирпича, стекло, камни с торчащими ржавыми прутьями, железные балки, мятые листы металла, изъеденные коррозией в мелкую сеточку.

Дядя Федор негромко костерил князя, переживая за лошадь. Завалов стало меньше, они словно по волшебству подобрались к обочинам, образуя кучи много выше человеческого роста. Вдруг в пыльном, грязном хламе отчетливо проявился кусок стены с окнами. Конструкций становилось все больше. Они делались все выше, образуя стены и коробки строений. На них появились крыши, двери и рамы. Развалины постепенно превращались в дома. Город, будто подводная лодка, всплывал посреди топкого глинистого моря.

По мостовой гулко стучали копыта и дробно грохотали деревянные колеса телег. Эти звуки метались в пространствах уличных лабиринтов, лишь подчеркивая тишину умершего мегаполиса…

Я с удивлением отмечал непривычную ширину проезжей части и тротуаров, удивительную сохранность строений и сухих деревьев, отсутствие птиц и животных.

Отец сказал, что излучение тормозит распад органики, останавливает рост бактерий и вирусов, ослабляет силу ветра и в любые холода не дает замерзать воде. Без стазисного поля тут все давным-давно бы разрушилось, разорванное кристаллизующейся в трещинах и стыках влагой.

Холмики ржавого праха у обочин, по мере движения стали конструкциями, в которых сначала с трудом, а потом все легче и легче угадывались автомобили из папиных книжек. Дождь прекратился, облака разошлись. Но солнце не смогло пробиться сквозь влажную серую дымку, которая витала в воздухе.

Она оставляла во рту мерзкий привкус. Садясь на предметы, она образовывала неприятную, скользкую пленку. Папа объяснил, что это просто вода, изменившая свои свойства под воздействием излучения. Она становилась вязкой при температуре ниже 15 градусов, изолировала металл, пластик и камень от воздуха, но при этом не застывала в самые лютые холода. Папа добавил, что вода эта ядовита. Ни в коем случае нельзя допускать ее попадания в рот и нос.

Все повязали полотняные маски и похожие на саваны блестящие накидки. На лошадей, натянули невообразимо уродливые самодельные респираторы и балахонистые попоны из металлизированной пленки, хрустящие при каждом движении. Животные недовольно ржали, били копытами и мотали головами. Но потом привыкли и двинулись дальше. Караван, похожий на шествие призраков из преисподней, продолжил свое движение.

Вдруг по колонне прошло движение. Ратники вскинули автоматы, обозники схватились за фляги, готовясь обливаться противовампирским настоем.

Впереди, у лестниц ведущих под землю, появились зловещие буквы «М». "Мертвецкое логово", — понеслось между людей.

Боязливо косясь на ступеньки за невысокими парапетами, которые, как казалось, вели прямо в ад, возницы по одному, галопом стали проезжать страшное место. Я знал, что буква «М» означает совсем другое и станции неглубокого залегания необитаемы, но общий страх захватил и меня.

Так мы двигались до сумерек, миновав пару мостов, огромный над железными путями и маленький через неширокую речку. Ее темная поверхность шла рябью от движения в глубине. Кто-то из ратников перегнулся через перила, чтобы посмотреть, какая рыба водится тут. Черная метровая туша, похожая на огромную пиявку, вылетела из воды и едва на вцепилась в незадачливого любителя рыбалки. Река забурлила. Черные твари прыгали из маслянистой жижи и со свистящим скрипом вхолостую работающих жвал падали обратно.

Эта отвратительная картина до сих пор стояла у меня перед глазами. Труп замученного возницы произвел на меня гораздо меньше впечатление, хоть меня и вывернуло с непривычки.

Вечером я, напрягая последние силы, в лихорадочном болезненном возбуждении, пытался открыть двери автомобилей, разглядывал строения и упрашивал папу сводить меня внутрь какого-нибудь дома.

Потом была ночь, полную тяжелых, страшных снов. В серой мари сна звучали неясные голоса и раздавались шаги. В тумане светило что-то вроде прожектора. Яркий луч обрисовывал в тумане тени от невидимых фигур. Когда эти тени попадали на меня, я слышал голоса призраков. О чем они говорили мне, к пробуждению забылось, оставив лишь ощущение чего-то страшного, неприятного и грязного.

"Где нет опоры живому телу" — повторял я приходящие ниоткуда, никогда не слышанные ранее слова, лежа на пропитанном влагой сене на дне телеги.

Был день. Солнце почти разогнало дымку и просвечивало сквозь туман большим ярким пятном. Были видны верхушки засохших деревьев и зияющие провалы выбитых окон. Поднимая голову, я видел покрытые коркой грязи автомобили и остовы рухнувших павильонов. Кое-где в зданиях сохранилась стекла, в которых сквозь пыль, тусклым, неживым блеском отражался больной свет осеннего дня.

Не то мы достаточно удалились от линий метрополитена, не то я привык, но моя апатия внезапно кончилась. Я сел и стал бодро озирать окрестности, обдумывая, как бы добыть какие-нибудь трофеи для подтверждения своих рассказов об этом неимоверно опасном и страшно интересном месте.

Через пару минут мне стало ясно отчего ушла усталость. С стороны головы колонны двигалась процессия, наподобие крестного хода. Над людской массой колыхались хоругви, золотые оклады икон огненно сияли. Их блеск был неуместен в пыльной обители смерти. Впереди шел князев попик, помахивая вместо кадила включенным «светлячком». Мобильный генератор мерцал синеватым столбиком плазменного разряда в мутной от времени стеклянной трубке. Второй генератор располагался на бочонке с водой. Служки деловито черпали из него заряженную воду и поили обозников, давая по глотку каждому человеку. Свои манипуляции они сопровождали невнятным бубнежом, который обозначал молитву. Не миновали они и меня.

Стоило отойти, как мне вдруг захотелось смеяться, точней дико ржать. Я давился хохотом пытаясь сдержаться, потом не выдержал. На меня стали оборачиваться. Я смеялся долго, до слез и икоты. Помню мне были до одури весело от понимания нелепости сочетания икон с генератором СГ разряда и крестного хода в накидках из металлизированной пленки под хоругвями.

Продолжая веселиться, я поднял кусок кирпича и метнул в ближайшею машину. Стекло водительской двери разлетелось от удара. Тишина лопнула грохотом удара и шелестом падения осколков. Отец что-то кричал. Возница ему вторил. Я не обращая внимания на их негодующие возгласы, опустил руку в салон и нащупал ручку и потянул. Дверь открылась с отвратительным скрежетом. Я нырнул в салон и устроил форменный обыск, проверяя содержимое его самых потаенных уголков. Мои старания были вознаграждены. В процессе осмотра, я дернул за рычаг. Сзади что-то щелкнуло и с хрустом сломалось. Я вылез проверить и обнаружил, что крышку багажника можно поднять. Я дернул, обнаружив внутри прекрасно сохранившийся ящик с инструментом и биту — длинную деревянную дубинку.