Розов Александрович - Чужая в чужом море

- Это Рупа, - сообщил старлей, - Дала бы ему в ухо, чтоб не баловался.

- У… - задумалась Ллаки, наполняя кружки, - А, может быть, я ему просто нравлюсь?

- Тогда другое дело, - серьезно сказал Хена, - И спасибо за кофе. Знаешь, одна кружка кофе, поданная юнгой Сэнсом адмиралу Нельсону, решила дело в морской битве при Трафальгаре. Без этой кружки мировая история пошла бы иначе. На войне нет мелочей. Именно это я сейчас стараюсь объяснить Виллему. Пока что, он мне не верит.

- Такое впечатление, что вы управляете не армейской группой, а цехом, где собирают автомобили по японской системе «kanban», - заметил тот.

- Так и должно быть, - согласился Хена, - И там и там – бизнес, основанный на качестве поставок и операций по принципу «полностью, точно и в срок, на каждом участке».

В качестве рефрена, вдалеке прозвучал утробный вой, перешедший в тот звук, средний между кашлем и лаем, который называют «хохотом гиенны».

- Боже, - тихо сказал Виллем, - сейчас будет то же самое, что позавчера. Слушайте, Хена, вы же не дикарь, вы из какой-то развитой страны – не знаю из какой, это и не важно. Как вы можете спокойно пить кофе, слушая, как гиена готовится сожрать раненного?

- Поврежденную боевую единицу противника, - уточнил тот, - Если я сейчас окажу ему какую-то помощь, то подам своим бойцам пример грубого нарушения реальных законов войны. Этот поступок, в итоге, приведет к гибели десятков жителей, которых мы пришли защищать. Вы уверены, что я должен пожертвовать этими хорошими людьми?

- Это – абстракция, - возразил электрик, - А тот человек на дороге – конкретен.

- Это – не абстракция. В детстве папа читал мне старый британский стишок про войну:

Не было гвоздя - подкова пропала.

Не было подковы - лошадь захромала.

Лошадь захромала - командир убит.

Конница разбита - армия бежит.

Враг ворвался в город, пленных не щадя,

Потому что в кузнице не было гвоздя.

Если бы я позавчера сделал так, как вы предлагаете, то мне бы не хватило какого-нибудь гвоздя, и сюда пришел бы не я, а адмирал Букти. Тогда ни вас, ни Ллаки, уже не было бы в живых. Война всегда конкретна. Конкретные жители, которые погибли или не погибли. На любой локальной войне, ведущейся, якобы, по конвенциям, о которых вы тут сказали, на одну уничтоженную вооруженную единицу приходится 30 погибших мирных жителей.

- Не может быть! – вырвалось у Виллема.

Команданте пожал плечами.

- Не верите мне – могу прямо сейчас показать статистику в интернете.

- Нет, я вам верю, но… Ведь конвенции запрещают расправы над мирными жителями.

- Виллем, мы же взрослые разумные люди, - укоризненно сказал Хена, - чему вы верите? Своим глазам, или какой-то сраной бумажке, написанной политиканами, чтобы убедить болвана-избирателя, что, мол, война ведется с соблюдением норм гуманности? Какая, в жопу, гуманность, если война сама по себе - это систематическое истребление людей?

- Знаете, что мне по поводу вас сказала Эстер? – спросил электрик.

- Нет, конечно. А что?

- Что вы – мастер ставить все с ног на голову, но что в этом есть какая-то логика. Теперь мне понятно, что она имела в виду.

- Э, нет, - возразил Хена, - я как раз стараюсь поставить все с головы на ноги. Вот когда авиация некой страны забрасывает бомбами деревню с тысячей жителей, где, по слухам, есть десяток экстремистов – это с ног на голову. Когда солдаты этой страны бегают по горам, охотясь за тем же десятком экстремистов, а их президент дружит с исламской сволочью, производящей таких экстремистов тысячами – это тоже с ног на голову. Но у нас ни хрена не такая война. У нас все по-настоящему… У вас крепкие нервы, Виллем?

- До известного предела, - осторожно ответил тот, - а к чему это предисловие?

- На рассвете, когда не будут действовать факторы риска, мы займемся осмотром нашей ночной добычи. Как мне подсказывает интуиция, они шли в Макасо не случайно. А если так – то возможны материальные подтверждения. В общем, сами увидите.

- А мне можно? – спросила Ллаки.

- Тебе-то зачем? - удивился старлей.

- А ты мне дашь камеру, и я буду снимать репортаж. Мы с тобой договорились…

- Стоп, я понял, - перебил он, - ОК, идешь с нами.

Электрик насторожился.

- О чем это вы?

- Ну, - начал сочинять старлей на ходу, - Мне нужен местный военный корреспондент, а где я его возьму? Хорошо, что Ллаки согласилась. Но давайте договоримся: пока все останется между нами. Ллаки, тебя это особенно касается, ты поняла?

- Угу, - немного обиженно сказала девчонка, - Поняла, не дура.

- Вот и хорошо, - сказал он, слегка потрепал ее по затылку и, повернувшись к Виллему, спросил, - так вы идете с нами?

- Пожалуй, да, - решил тот, - есть вещи, которые надо увидеть своими глазами… Кстати, команданте Хена. Вот «Toyota» производит автомобили, «Sony» - телевизоры, и т.д. Вы говорите, что у вас тоже бизнес. Но, вы-то ничего не производите! Никакой продукции!

- Наша продукция – это мир, - сказал старлей, - Самый обыкновенный мир. Просто здесь мы его еще не доделали.

- Вы не поняли, - лениво произнесла Омиани, - Никуда они не линяют.

Кианго удивленно посмотрел на нее, а потом хлопнул себя ладонью по лбу.

- Точно! Это же в любом детективе есть! Они, типа, подставные. Их сажают в каталажку, а бабки уже у других. Еще бывает, что в каталажке им чего-нибудь подсыплют в пайку, и тогда вообще концы на дно.

- Зачетно, - поддержала Поу, - только надо успеть подсыпать, пока они не разболтали.

- Ага. Иногда они сразу при аресте выпадают из окна, - со знанием дела, сказал юноша.

Омиани зевнула.

- Вы опять не поняли, детки. Никто никуда не выпадает. У янки есть пословица: «Украл бутылку – сел в тюрьму, украл железную дорогу – сел в Сенат». Это четко работает, если публичная касса принадлежит государству, а не людям. С тебя взяли налог, и все, это уже не твои бабки, и тебя не волнует, если какой-то вор переукрал бабки у того вора, который украл их у тебя. Когда налоги собраны, дальше идет просто их дележка между оффи.

- Делят не все, - уточнил Панто, - Кое-что откладывают и раздают самой гнилой публике. Это называется «избирательный фонд», на нем система и держится. Еще в Древнем Риме сенаторы скидывались в такой фонд, и устраивали гладиаторские игры с раздачей хлеба.

- Даже пословица есть: «Хлеба и зрелищ», а по-латыни: «Panem et cincerses», - добавила Омиани, - Я до революции училась в римско-католической школе, что-то еще помню.

Жанна всплеснула руками:

- Слушайте, ну что вы такое говорите, а?

- Верно, мы куда-то съехали, - согласился Панто, - Я имел в виду, что капризы хороши в меру. Вот, Бимини 13 лет, самый переходный возраст, но Крис ее разумно воспитывает, и у нее нормальные капризы, без экстрима. А для Уиры и Тиа, любые капризы…