Константин Рольник - Расстановка

Им был молодой водитель микроавтобуса, Марат Каршипаев. Если Изотову и Сироткину открыли глаза события чрезвычайные — потеря работы, смерть сына — то Каршипаев склонился к революционным взглядам постепенно, без внешних толчков. Если бы его спросили о побудительных мотивах, он бы ответил просто: жизнь такая! Родился он в рабочей семье, по которой изрядно проехался каток реставрации капитализма: безумный рост цен, распад хозяйственных связей, невыплаты зарплаты. Многие из друзей Каршипаева стали безработными, некоторые погибли от наркотиков, другие сложили голову в криминальных стычках. Окружающая обстановка не могла не привести к выводу, что во всем виновата власть, верховник и правительство. Закончив автотранспортный техникум, Каршипаев несколько лет водил пассажирский автобус. Затем отслужил в армии — в тот период началась война на горных окраинах, Марат перевозил грузы вблизи от линии огня. Их колонна попадала пару раз под минометный обстрел, но в боях Каршипаеву не приходилось участвовать. Вернувшись домой, он еще более укрепился в своем убеждении — власть Рабсии преступна. Оставалось только упорядочить эти мысли, подвести под них твердую мировоззренческую подкладку, дающую ответ на все вопросы. В этом парню и помог Зернов. Светловолосый молчаливый шофер часто перевозил на концерты инструменты и динамики. Но войти в доверие к замкнутому Марату было непросто даже для Зернова. Тем не менее, за полгода лед в их отношениях подтаял. Мало-помалу Зернов стал давать ответы на проклятые вопросы, мучавшие угрюмого скуластого парня. Артем говорил то, что сам Каршипаев интуитивно чувствовал — просто музыкант излагал это яснее и четче. Через два года после их знакомства, водитель был внутренне готов к вступлению в ряды подполья.

Марат обожал ремонтировать автобусы, на которых он ездил, приводить их в порядок, мыть, смазывать… Он выписал множество журналов и справочников об автомобилях. Сейчас Каршипаев был в в гараже ДК, и совершенствовал свой микроавтобус, изменяя устройство ряда внутренних узлов. Зернов не разбирался в автомобилях, потому и свою машину продал. Те не менее, он с любопытством глядел на манипуляции коренастого парня в заляпанной спецовке. Наконец, их взгляды встретились.

— А, это ты… Привет. — Марат был флегматичен и немногословен.

— Салют! — с улыбкой ответил Артем

— Ну? — спросил Марат

— Сегодня к речке, к молу, к часу дня — Зернов поймал себя на том, что невольно подражает угрюмому собеседнику — Спросишь старика, он скажет остальное.

— Угу.

— Ну ты железный! Такое дело начинаем, а ты «угу» и все…

— А чего болтать-то? Ясно ведь.

— Ну, тогда пока! — обескуражено пожал плечами Зернов, и покинул гараж…

Воскресница была в Рабсии выходным днем. Каждый тратил свободное время, как считал нужным. Урбоградские садоводы копались на земельных участках, сынки элиты мучались головной болью после очередной оргии, алкоголики толпились с утра у водочных магазинов, нищие пенсионеры выходили в парк на сбор пустых бутылок, рабочие и служащие мирно дремали в квартирах. Рэд проснулся, как всегда, на рассвете — и сейчас уже прикидывал окончательную расстановку людей в будущей группе пропаганды: подбор куратора и связника, финансиста и водителя, редактора газеты, типографщиков, передатчиков, распространителей. Он мысленно уточнял временной распорядок их работы, способы связи, необходимые закупки. А люди, набранные вербовщиком Зерновым, подтягивались по одиночке на берег реки, к заброшенному молу. Там сидел с удочкой старик-рыболов.

Этот хмурый пенсионер, по фамилии Торопов, работал вахтером в одном из районных филиалов биржевой фирмы Арсения Рытика. Рытик доверял старику, как себе. Для этого были основания. До выхода на пенсию Торопов проработал тридцать лет в одном цехе с Хабибуллиным, погибшим недавно от рук полицаев на предвыборном участке. Так сложилось, что и жили они с Хабибуллиным на одной лестничной площадке — ведь в прежние времена квартиры давали по ведомственному принципу. Они были коллегами, соседями и лучшими друзьями. Убийство Хабибуллина потрясло весь город. Но в городе знали об этом по слухам, по сообщениям зарубежных радиостанций. А Торопов увидел своими глазами мертвое тело друга — изрезанное осколками стекла, обескровленное, синевато-белое … Торопову было семьдесят лет. Терять ему в жизни было уже нечего. Месть и ненависть требовали выхода. Без малейших колебаний старик согласился на предложение Рытика и стал помогать подполью.

В десять утра к старику легкой походкой подошла Юлия Истомина. Обменявшись паролем, Торопов назвал ей адрес квартиры доктора Чершевского, дату и время собеседования: сегодня, в полчетвертого. Трижды позвонив в дверь доктора коротким звонком, Истомина должна была сказать: «Я пришла на обследование, но у меня только семнадцать таллеров. Хватит ли этой суммы?» Услышав это, врачу Алексею предстояло впустить девушку в квартиру, где пройдет собеседование. Получив инструкции, Истомина ушла.

В одиннадцать приковылял бизнесмен Сироткин — его рабочий день был ненормированным, и он отправился к реке сразу после беседы с Артемом.

В полдень к рыболову подошел художник Юрлов, с этюдником в руках, одетый по-обыкновению ярко. Он узнал адрес Чершевского и время беседы — она была ему назначена на завтра. Юрлов поправил седую шевелюру, уточнил время, понимающе кивнул. Живописцу понравился утренний речной пейзаж, он вдруг пожелал запечатлеть увиденное — и весьма неохотно ушел после замечания Торопова.

В час дня подошел хмурый Каршипаев, получил инструкции, быстро ушел.

Еще через час к молу прибежал белокурый и румяный студент Новиков — и с волнением узнал, что на явку ему предстоит отправиться сегодня.

Машина заговора ускоряла ход, ее тяжелые шестерни крутились все быстрее…

В пыльном книгохранилище Чершевского стоял тучный, низкорослый Сироткин. Он опирался на тяжелую трость, глядя на подпольщика Рэда с надеждой и ожиданием. На лысине торговца блестели капли пота, его мучила жестокая одышка.

«Старик?» — спросил себя Рэд — «В досье указано, что ему пятьдесят четыре. На фотографии он выглядел куда бодрее. Ясно — сдал от горя за последний год… Весь поседел.»

— Здравствуйте, уважаемый Владислав. — доброжелательно улыбнулся Рэд — Садитесь пожалуйства, вот кресло. Тут вам будет уютнее… А я лучше на стул пересяду. Вижу, вам тяжело стоять…. Вот, так…

— Здра-а-а-вствуйте. — заикаясь, ответил Сироткин, повернув к Рэду круглое, бледное лицо, изборожденное ранними морщинами. — Сп-п-асибо.