Евгения Прокопович - Вершина мира. Книга вторая.

'Похоже, мое время истекло, — отрешенно подумала я, не открывая глаз и ничего толком не испытывая, — Никто не придет. Зака жалко, не донесла мальчишку'. Но мне уже было все равно, глупо было скандинавам выдумывать ад холодным. Хотя, в этом есть свой смысл — сначала оно всегда больно. Но замерзать не страшно — уснешь и все…

Темно и холодно. Пальцы закоченели, и согреть нечем, огня не добыть. Дышать трудно. Туман. Я иду, куда — не знаю. Но идти надо. Падаю, острые камни больно ранят уставшие ноги. Поднимаюсь и снова иду. Мне надо идти. Где-то там должен быть свет. А где свет, там и тепло, там жизнь. В голове бьется одна единственная мысль: 'Вперед, только вперед!' Шаг и еще. Надо! Мокрые камни скользят под ногами, где-то внизу журчит вода. Шаг и еще. Где раз, там и два. Шаг. Нога не находит опоры, твердь предательски ускользает. Я падаю. Все вниз и вниз. В груди бьется немой крик, я открываю рот, но звук застревает в горле, комкается и ломается, как весенний лед под теплыми пальцами. Все!..

Мир был в багровых тонах, теплый и очень спокойный. Иногда его тишину прерывали гулкие и ужасно далекие звуки не поддающиеся точному определению. То ли разговоры, то ли шаги, но эти звуки тоже были неспешными и отвлекаться на них от вселенского спокойствия совершенно не стоило. Не было холода, спешки, напряжения и тела тоже не было. Нет, пожалуй, тело было, но очень легкое, почти невесомое. Может так и выглядит смерть? И если, да, то стоит ли бороться за жизнь? Может, вот так оно и лучше? Покачиваться на багряных волнах багряного моря и всматриваться широко отрытыми глазами в багряное небо, подсвеченное отблесками заката? И не надо спешить. И можно подумать. О чем-нибудь большом, светлом и чистом, о том чего так не доставало в жизни и чего так безумно хотелось. И вывести на досуге парочку законов жизни человеческой, незыблемых, как Пифагорова теорема, идущих через века и тысячелетия, и удивляться все оставшееся тебе время, почему не додумалась раньше до такой простоты…

Но посреди умиротворенного спокойствия вдруг возникла тревога. Зудящая и не отпускающая, как зубная боль. Я о ком-то забыла. О ком-то дорогом, без которого незачем жить. Он ждет и, скорее всего, остро нуждается в моей помощи, а я… пора отсюда выбираться. И не имеет значения, где я. Я выберусь. Я приду к тебе на помощь, как приходила всегда, вытаскивая из самых невероятных передряг наплевав на собственную безопасность. Я выберусь. У меня нет другого выхода…

…Жизнь для герцога Тауринского, какого-то графа и еще к тому же виконта, Куприна началась с бодрого попискивания аппаратуры, приглушенных голосов, преимущественно женских и отдаленного шарканья ног. Влад открыл глаза и огляделся. Малюсенькая комнатушка без окон, выкрашенная кое-где облупившейся голубоватой выцветшей от времени краской, тумбочка, на которой громоздится устрашающий аппарат, издающий то самое пищание, толстая труба над головой с прикрепленным к ней пакетом, наполовину заполненным прозрачной жидкостью. К пакету пластырем приклеена трубка, нацелившаяся в потолок сверкающей иголкой.

Влад перевел взгляд на потолок и подивился грязно-желтым разводам, расплывшимся по нему. Глаза опустились, обследовали пол с потертым коричневым покрытием неизвестного происхождения. Все больше удивляясь перевел взгляд на себя. Он лежал на низкой железной кровати, с потускневшими никелированными спинками, накрытый тонким одеялом, вдетым в застиранный, некогда голубой пододеяльник. Влад отвернул край одеяла, из одежды только короткая распашонка, застегнутая на шее единственной пуговицей. На подоле скудной одежки, как и на пододеяльнике, виднелся вытертый от многочисленных стирок черный прямоугольник печати. Буквы безнадежно истерлись и расплылись, так что прочитать что-либо было невозможно. Из наблюдений мужчина сделал блестящий вывод, что находится в больнице.

Вот только бы теперь узнать, на какой планете и как он сюда попал. Самому доискаться до подобных ответов не представляется возможным из-за недостатка информации, остается только терпеливо дожидаться появления кто-нибудь из медицинского персонала и выудить ответы на все интересующие вопросы. Последнее, что помнил, до того, как на него навалилась кромешная темнота, это темно-вишневые стены своего кабинета на последнем этаже высотного здания холдинговой корпорации 'Мега'.

Чувствовал он себя уже не так мерзко, как до поступления в больницу, но и не настолько хорошо, чтобы самостоятельно встать с постели. Точнее он попробовал сделать это, но голова закружилась, мир съехал куда-то в сторону, а ноги и руки начали мелко дрожать. Влад откинулся на подушку и решил повторных попыток пока не предпринимать. Собственная беспомощность бесила ужасно, но поделать с этим ничего нельзя было, так что пришлось смириться и ждать.

Ждать пришлось довольно долго, но, сколько именно он сказать не мог, нигде на стенах не было часов, а его наручные часы отсутствовали. Очевидно, сняли при поступлении в больницу. О том, что часы кто-то мог просто украсть думать не хотелось, это единственная вещь, что осталась у него от прошлой жизни, когда он обретался на космической станции 'Алкиона' в непрезентабельной роли раба одной из обитательниц этой самой станции. Влад поерзал на жесткой комковатой подушке, удобнее устраивая гудящую голову и закрыл глаза. Непонятно откуда приползла усталость навалилась, придавила и нагнала тяжелую дрему.

Влад вздрогнул и открыл глаза, когда совсем рядом хлопнула дверь. К нему подошла хмурая девушка, зябко кутавшаяся в халат, небрежно наброшенный поверх измятой, застиранной больничной формы оливкового цвета. У Ани была новенькая, всегда аккуратно выглаженная форма, нежно-голубого цвета, с глубоким вырезом на рубахе, очень похожая на пижаму, совсем некстати вспомнилось Владу.

— Здравствуйте, — стараясь быть вежливым, прохрипел Влад, не узнавая собственного голоса.

— Очнулся, — констатировала девушка, не то что бы неприязненно, но и без особого участия. Она отключила аппаратуру и освободила его от проводов.

— Да, — согласился он, будто оправдываясь, — очнулся.

— Хорошо, — безразлично пожала она плечами и направилась к выходу.

— Эй, подождите, — позвал Влад и даже приподнялся на локте, отчего тут же закружилась голова, понимая, что если она сейчас уйдет, никто не ответит на его вопросы, — а где я?

Девушка открыла дверь, за которой оказалась скрипучая больничная тележка, уставленная баночками. Медсестра взяла что-то с тележки, вернулась к Владу.

— В больнице, — лаконично ответила она и бесцеремонно откинула с Влада одеяло, задрала подол распашонки и сунула ему подмышку что-то гладкое и холодное.