Александр Звягинцев - Принуждение к любви

- Да что вы! Просто не думаю, что ради каких-то рыночных догм надо приносить в жертву собственных стариков и детей.

Литвинов снова уселся. На сей раз не в свое роскошное кресло, а на стул напротив меня. Теперь мы выглядели с ним как два шахматиста, но шахматной доски между нами не было.

- Юрий Алексеевич, - сделал я свой ход, - есть вопрос, на который мне очень важно получить ответ.

- Задавайте, - пожал он плечами.

- В статье, которую опубликовал Веригин, все - правда?

Литвинов разочарованно вздохнул. Видимо, я ляпнул, на его взгляд, какую-то глупость.

- Ну, какая такая «вся правда»? Неужели вы думаете, что люди, которые сливали ему информацию, сказали ему всю правду? Неужели вы думаете, что они знают всю правду? Так, полуфакты, полуслухи, которые никак всю правду не выражают и выразить не могут. Потому что она, как обычно, сложна и неоднозначна.

- Так сложна, что широкой публике ее лучше не знать?

- Представьте себе. Понимаете, то, что написал ваш друг в своем материале, это всего лишь детали, обрывки какого-то не самого высокого уровня знания и понимания происходящего. Потому что есть уровни совсем другие, куда более высокие, недоступные даже нам. И поверьте, когда видишь их, картина выглядит совсем иначе. Это уровень столкновения и взаимодействия совсем других сил. Ну представьте себе, противоборство воды и суши, света и тьмы, цивилизации и дикости… Я туда тоже не допущен. Но если вас интересует сие движение небесных сфер, то у вас есть знакомые, которые туда допущены.

- Например.

- Поговорите с Анной Юрьевной!

- Вы хотите сказать, что она…

- Ее призвали всеблагие как собеседника на пир! - почтительно произнес Литвинов. Почтительно, но с уловимой усмешкой. - Тоже стихи… Но всеблагие не какие-то там мистические, ирреальные духи, а вполне реальные люди, решающие сегодня, что у нас добро, а что зло, кому в свет, а кому во тьму…

- Знаете, Юрий Алексеевич, что подсказывает мне жизненный опыт?

- Что же?

- Он подсказывает мне, что и в недоступных нам противоборствах небес и земли, света и тьмы всегда находят себе место конкретные люди, во вполне реальной телесной оболочке, которые действуют исходя из каких-то собственных интересов и расчетов. Интересов вполне конкретных и материальных.

Литвинов некоторое время обдумывал мое высокомудрое замечание, а потом молча вернулся в свое руководящее кресло. Он сначала погрузился в него, а потом погрузился в какие-то свои мысли. Словно забыв обо мне. Молчание длилось и длилось и в конце концов показалось мне оскорбительным. Я сижу и послушно жду, когда господин соблаговолит обратить на меня внимание.

- Так на кой черт вы меня пригласили? - тоном трамвайного хама осведомился я.

И вообще, достал он меня этой Анной Юрьевной, скотина! Уж с ней-то я как-нибудь без этого гомункулуса разберусь. Хотя получается, что-то он о Разумовской знает такое, что мне не известно.

Литвинов посмотрел на меня с нескрываемым удовольствием. И холеные ручки свои развел в стороны.

- Помилуйте, Валентин Константинович, что это вы так рассердились? Уж я-то перед вами, как на духу! Мы просто хотели довести до вас нашу позицию. Честно и откровенно. История, в которую не по нашей воле оказался втянут ваш друг, закончена. Никто не ожидал, что она закончится так, но ничего переиграть мы с вами уже не можем. И вернуть вашего друга к жизни тоже. Поэтому нам бы не хотелось никаких продолжений, сюрпризов и неожиданностей. Вот, собственно, и все. Такова наша позиция. И мы будем ее защищать всеми доступными нам способами.

- Надеюсь, обойдемся без стрельбы? - буркнул я. - А может, вы предпочитаете автомобильные аварии? Или попросту - кирпичом по голове?

- Откуда я знаю, - рассеянно, как о чем-то неважном, пробормотал Литвинов, уткнувшись в ноутбук. - Это не моя епархия, я такими делами не занимаюсь. Мне поручено переговорить с вами, я свое дело сделал. Могу признаться, удовольствия мне это не доставило.

- А я думал, вы меня успокоите, - сказал я.

- Еще чего! Я не психотерапевт, - хмыкнул он. - Ваше душевное равновесие меня не слишком волнует.

- Но меня вот несколько настораживает ваше слишком пристальное внимание к деталям и обстоятельствам моей личной жизни. Оно чрезмерно для простого обмена мнениями.

- Ну, во-первых, по-моему, так сегодня принято работать. Чтобы говорить с человеком, надо знать, что это за человек. А во-вторых, я же вам честно сказал, что это не простой обмен мнениями. Нам не нужен скандал. Он может повлиять на положение компании. Пока никто из ваших коллег прямо не связал смерть господина Веригина с той самой публикацией. Но если вы начнете, другие подхватят, и пойдет потеха, которая может принести весьма серьезные убытки.

- И скажется на положении вашего руководителя?

- Ну, не надо преувеличивать, - укоризненно покачал головой Литвинов. - Сейчас, когда все так заняты провалом нашего отечества на Украине, не до него.

- Скажите, а господин Бучма в курсе происходящего?

- А разве это что-то меняет? - с некоторой даже обидой ответил Литвинов. - Вас не устраивает мой уровень?

- Мне просто любопытно узнать устройство вашей вертикали власти. Как складывается ваша иерархия? Ведь в каждой конторе она складывается по-своему и обычно не совпадает со штатным расписанием. Кстати, такой вопрос… А ваша служба безопасности занималась Веригиным?

Тут Литвинов сложил руки на затылке, потянулся и уставился в потолок. Ознакомившись с его рельефом, он снова посмотрел на меня. С сожалением.

- С вами трудно договариваться, Валентин Константинович. Вы не слышите собеседника. Странная особенность для следователя. Но я сделаю еще одну попытку… Так вот, я не возглавляю службу безопасности компании и не в курсе ее действий. Ее глава выходит непосредственно на генерального. И обычно результаты деятельности службы я, как и весь персонал, узнаю в виде его приказов и решений. И я никак не могу понять, какое отношение ее деятельность может иметь к смерти человека на улице от сердечного приступа?

- Результаты медицинской экспертизы еще не известны, - напомнил я.

- А вы ждете каких-то сенсаций? - с удивлением осведомился он.

- Я просто хочу знать точно, что случилось с моим другом, - сказал я. - Всего-навсего.

- Ну что ж, - сказал Литвинов, снимая трубку телефона. - Стороны изложили свои позиции и на сем расстались. До свидания.

Признаться, идя к двери, я ожидал каких-то слов, которые можно будет принять, как угрозу или предупреждение, но ничего не услышал. Господин Литвинов уже с кем-то говорил по телефону. Разумеется, снисходительно.

[20]

Лара была патологическая аккуратистка. Она постоянно что-то протирала, ставила на место, приводила в порядок, благо Веригин делал все, что мог, дабы этого порядка в их доме не было. Но делал он это без всякого умысла. Бедлам и беспорядок ему не мешали абсолютно, он их просто не замечал. А Лара так же бессознательно не могла видеть раскиданные вещи, засунутые куда придется книги, грязную посуду на столе или в раковине. Вот так они и жили.