Анатолий Ириновский - Жребий

Нетудыхин внутренне содрогнулся. Господи, это же совершенная глупость, что он пришел сюда искать веру! Нет ее здесь. Ее подменили лицемерием еще во времена Хри-ста.

Нетудыхин почувствовал, что он, как одинокая птица, бьется в сетях лживого времени: все прогнило, веру подменили лицемерием, творящий должен забыть об исти-не.

Осмотревшись вокруг, он вдруг с жутью осознал: да это же церковь, современная церковь! Без колоколов, без Бога.

Почти с брезгливостью он снял с плеча руку священника.

— Простите, — сказал он. — Простите.

Его колотил озноб.

— Куда вы? — спросил священник.

Но Нетудыхин уже не слышал его. Опрометью он выбежал на паперть и, не огля-дываясь, стремительно понесся вдоль церковной ограды.

— Дебил! Идиот! — говорил он себе. — Кому ты решил вверить свою душу? Этим ловцам человеков? Но они же сами погрязли во лжи и грехах своих земных! — И все еще ощущал на плече руку служителя, и судорожно вздрагивал.

За углом ограды чуть не сбил кого-то с ног. Но не извинился. И петлял в лабирин-те улочек и переулков, и спешил, не зная куда и зачем.

На самой окраине города столкнулся со свадебным маскарадом. Подвыпившие ряженые нахально затащили его в свою компанию. Они приплясывали, хохотали, коме-дианствовали вокруг него. Эх, ты жисть моя жестянка!.. Нетудыхин еле вырвался от них.

И опять заторопился — туда, подальше от людей, от церкви, за город, на просто-ры лугов и небес, возможно, — к Богу.

В середине дня он не выдержал и позвонил ей на работу. Трубку подняли сразу.

— Что же ты натворила? — спросил он сходу. — Ты хоть понимаешь, куда ведет эта дорожка?

На той стороне не отвечали, дышали прерывисто. Потом сказали:

— Тима, я скоро заканчиваю и жду тебя дома. Это не телефонный разговор.

— Мне там нечего делать. Я звоню, чтобы уточнить у тебя только один вопрос: в чьем ведении находится психбольница Рощинска? — Молчание. — Ты меня слышишь?

— Да.

— Так в чьем же?

— В ведении Министерства общественного порядка. Или МВД. Я точно не знаю.

— И Сева там работает?

— Да. У нас он — по совместительству.

— Прекрасно! Но как же ты могла додуматься до этого, Кока? Неужели ты меня воспринимала таким лопухом? Или уж в самом деле я казался тебе сумасшедшим? Ты же предала меня!

— Тима, я тебе все объясню. Сева приличный специалист и порядочный человек. Если хочешь знать, если уж на то пошло, он сказал, что ты сумасшедший не более, чем все творческие люди. Это его мнение. И я лично ему верю.

— И поверила в Сатану? Или, по крайней мере, в Бога?

— Нет.

— Зря, чему-то надо верить. Тогда диагноз Севы ошибочен. — Помолчал. — Авантюрист он, не стыдящийся ставить диагноз человеку за несколько часов поверхно-стного наблюдения. А о Гоголе зачем он спровоцировал разговор? Чтобы выяснить мое отношение к его сумасшествию? Гоголь не был сумасшедшим. Он был больным челове-ком, но не на столько, чтобы не понять, что Россия — гроб-страна. Можешь передать ему мое мнение. Ладно, будь! Спасибо тебе за урок. Я сегодня уезжаю. Больше мы не уви-димся. Всех тебе благ и удачи в жизни!

— Тима! Тима! Тима!..

Но трубку уже повесили.

Он торопился к Олегу. Надо было как можно скорее проститься и вырвать из па-мяти эти последние три дня жизни.

У калитки дома его встретила Дуська. Она несколько раз тявкнула, но тут же, уз-нав его, виновато завиляла хвостом и радостно запрыгала вокруг него.

— Дуська! — сказал Нетудыхин. — Дульсинея! — И погладил ее по голове.

Собака взвизгивала и в прыжке старалась лизнуть ему руки.

— Ах, ты дураха! — говорил Тим. — Какая ты дураха!

Нетудыхин вошел в дом и поприветствовался. Мария Васильевна и Олег играли в карты.

— А, Тима, — сказала Мария Васильевна. — Проходи, садись. А мы тут в под-кидного время убиваем.

— Привет! — сказал Олег, не поворачиваясь. — Восемь!

Тим, не зная сесть или нет, неловко топтался у порога.

— Чего ты? — сказал Олег, заметив его нерешительность. — Проходи, — и про-должал играть.

— Ты чем бьешь? — сказала Мария Васильевна.

— Я собственно пришел попрощаться, — сказал Нетудыхин.

— Погоди, сейчас закончим, — сказал Олег. И матери: — Как чем? Шестакой ко-зырной.

— А-а, — сказала Мария Васильевна и отбросила карты в отбой.

До отхода поезда оставалось больше часа. Но сидеть вот так и ждать, пока закон-чится партия дурака, казалось ему невыносимым.

"Еще недавно, — думал он, глядя на Олега и мать, — каждый из них был готов наброситься на другого. А теперь они мирно сидят за столом и играют в карты…"

— Карте место! — крикнул Олег, вырывая карту из рук Марии Васильевны.

— Ты смотри, ты смотри какой! — сказала Мария Васильевна. — А как сам?

— Олег, — сказал Тим, — мне пора уходить.

— Да-да, — сказал Олег, — одну минутку, доиграем.

— Ну чего ты, иди проводи человека, — сказала Мария Васильевна.

— Ишь ты, какая умная! — сказал Олег. — Видит, что проигрывает — и проводи! Сейчас. Давай ходи!

Мария Васильевна стала думать. Думала, думала — сказала:

— Восьмерка.

— Валет.

— А такая?

— Такой валет.

— Где ты их набрал?

— Знаем, где набрал. На "базаре".

Сделали отбой.

— Ходи, — сказала Мария Васильевна.

— Семерка.

— Крестовая?

— Да.

Побила дамой.

— Отбой.

— Моя.

— Вот так, сиди со своей козырной дамой. Короче, сдавайся. Три короля с козыр-ным — приняла? И девяточки на "погоны". Ха-ха-ха!

Олег стал цеплять на плечи Марии Васильевне "погоны".

— Ладно-ладно, — сказала Мария Васильевна. — Доволен, выиграл. Ну, Тима, уезжаешь, значит. Погостил бы еще малость. Завтра Вера приезжает от своих, познако-мился бы. Что это — три дня? Ни туда ни сюда. Конечно, наш город скучный. Но зато у нас спокойно, тихо тебе — совсем, как на курорте.

— Да-да, — сказал Тим.

Он поднялся и как-то неловко стал перемещаться к двери, стараясь показать этим, что время на исходе и пора уже идти. Встала и Мария Васильевна.

— Не обессудь, — сказала она, — что я тебя за чужого приняла. Когда будешь в Рощинске, — заходи. Приму, как сына.

Они стояли уже у порога.

— Идем, — сказал Олег.

— Да, — сказал Тим.

Он пожелал Марии Васильевны всего наилучшего и пожал ей на прощанье руку.

Дуська встретила их во дворе и бросилась к Тиму дурачиться.

— Пошла! — сказал Олег. — А ну пошла! — и пнул собаченку ногой. Поджав хвост, та обиженно заскулила и отбежала в сторону.

Они вышли на улицу.

— Я должен тебе сказать, — заговорил Нетудыхин, — только без обиды, — я не могу спокойно смотреть, как ты живешь, Олег. — Мысль Нетудыхина путалась, он не знал, как это высказать деликатней. — Так жить нельзя. Это не жизнь — скотство это.

— Так только кажется со стороны, — сказал Олег.