Клиффорд Саймак - Земля осени

Рэнд быстро огляделся, надеясь уловить в сумерках, какое-нибудь движение, увидеть кого-нибудь, пугливо прижавшегося на краю площади. Но там ничего не было. Теперь — ничего.

Пытаясь проследить дальнейший путь пропавшего, Рэнд осторожно шел, пристально вглядываясь в тени. Тени обманывали его, воображение придавало им затейливые формы, похожие на лежащего человека. Несколько раз Рэнду казалось, что он заметил что-то движущееся, но это в конце концов оказывалось лишь игрой теней.

Когда улица кончилась, а дорога превратилась в тропинку, Рэнд остановился, пытаясь наметить план дальнейших действий. Старик потерял свою шляпу и трость, но все свидетельствовало о том, что он намеревался идти дальше вниз по улице, по которой теперь прошел и Рэнд. Старик мог пройти дальше по тропе — из деревни и прочь от нее. Может быть, он убегал от чего-то?

Рэнд не мог проверить этого. Но можно было пройти дальше, раз он уже здесь. Может быть, сейчас старик где-то там, уставший, испуганный, лежит возле тропы и ждет помощи.

И Рэнд двинулся вперед. Тропа, хорошо заметная вначале, становилась еле различимой, извиваясь по волнующемуся в лунном свете лугу. Испуганный кролик проскакал в траве. Злобно закричала вдалеке сова. С запада потянул прохладный ветерок. С ним пришло ощущение одиночества, ощущение пространства, открытого и пустого, где не было ничего, кроме кролика, совы и ветра.

Тропа кончилась, истончившись вконец. Роща и заросли низких кустов расступились, открыв взгляду плоскую равнину, покрытую волнующимися травами, — отбеленную луной, безликую просторную прерию. Удивленно осматриваясь, Рэнд подумал, что вся эта равнина, должно быть, продолжается в бесконечность. Она, казалось, имела и запах, и вкус, и это были запах и вкус вечности. Он содрогнулся, хотя и не мог понять, что во всем этом страшного. Потом сообразил: трава смотрела на него, знала о его присутствии и терпеливо ждала, когда он придет к ней. Он должен заблудиться в ней и остаться там навсегда, растворившись в ее необъятной безликости.

Рэнд повернулся и побежал, не стыдясь своего малодушия. И кровь его леденела, и мозг стыл, потрясенный. Только добежав до околицы, он наконец остановился и оглянулся на пустошь. Он убежал от травы, но подсознательно чувствовал, что она крадется за ним следом, пока вне поля зрения, но готовая вскоре появиться вместе с ветром, гонящим волны ее белизны.

Рэнд побежал дальше, но уже не так быстро. Он пересек площадь, а когда добрался до дома, то увидел, что у соседки напротив в окнах темно. Больше он не колебался и пошел вниз по улице, по которой попал в деревню. Он утвердился в решении покинуть это зачарованное место, эту странную тихую деревушку, эту землю вечной осени и полной круглой луны, это безликое море травы, этих детей, которые удаляются, стоит лишь захотеть на них взглянуть, этого старика, который ушел в забытьи, уронив шляпу и трость. Рэнд должен отыскать дорогу, вернуться назад, в тот, другой мир, где можно поискать работу, где люди бродят по дорогам, где отвратительные маленькие войны горят в забытых уголках земли, а фотоаппарат заснял грядущую гибель.

Он миновал деревню, зная, что надо лишь достичь места, где тропа сворачивает направо и спускается по неровному склону в маленькую долину, к той волшебной точке, которую он нашел через столько лет. Он шел медленно и осторожно, чтобы не сбиться с тропинки; он помнил: тропа была еле заметной… Впереди он снова увидел луг. Под ногами не было уже никакой тропы. Рэнд понял, что попал в ловушку, ему никогда не уйти из деревни, пока он не покинет ее тем же способом, что и старик, — выйдя из нее в никуда. Он не подходил близко к траве, потому что знал: в ней таится ужас, а он уже натерпелся страху. „Трус!" — сказал он себе.

Возвращаясь в деревню, он соблюдал все предосторожности, шел так медленно, что ни за что не пропустил бы поворота, если бы он там был. Тем не менее поворота не было, хотя он был, когда он вышел из-за него из другого мира, от которого он бежал.

Деревенская улица была покрыта пятнами лунного света, падавшего сквозь шелестевшую листву деревьев. В доме напротив было по-прежнему темно. Вокруг Рэнда расстилалось безмолвное одиночество. Рэнд вспомнил, что сегодня он не ел ничего, кроме сэндвича, который сделал себе еще в полдень. В молочном ящике что-то должно быть — он не заглядывал туда утром. Или заглядывал? Он не мог вспомнить. Он пошел вокруг дома к заднему крыльцу, где стоял ящик, и нос к носу столкнулся с Молочником. Молочник на сей раз казался еще призрачнее, чем обычно, и еще хуже был виден в лунном свете, блестевшем на полях его широкополой шляпы, утопивших его лицо в глубокой тени.

Рэнд резко остановился, пораженный тем, что Молочник ждал его здесь. Тот приходил обычно рано утром и никогда — в другое время дня. Он был не на месте в осеннем свете луны.

— Я пришел, — сказал Молочник, — чтобы узнать, не могу ли помочь вам чем-нибудь…

Рэнд промолчал. Ему просто нечего было сказать в ответ.

— Револьвер, например, — продолжал Молочник. — Может, вам потребуется оружие?

— Оружие? Зачем оно мне?

— У вас был очень бурный вечер. Может, вы почувствуете больше уверенности, ощутите себя в большей безопасности с оружием в руках?

Рэнд колебался. Он угадывал в голосе Молочника какую-то насмешку.

— А может быть, вы хотите крест?

— Крест?

— Или распятие? Символ…

— Нет, — сказал Рэнд, — крест мне не нужен.

— Томик философских сочинений, может быть?

— Нет! — крикнул Рэнд. — Все это уже было. Мы пытались все это использовать. Мы полагались на это, но напрасно. А сейчас…

Рэнд умолк. Он и не думал говорить Молочнику ничего подобного. Рэнд вообще не собирался с ним разговаривать. У него осталось впечатление, что слова эти его голосом произнес кто-то другой.

— …А может быть, немного денег?

— Вы смеетесь надо мной! — закричал Рэнд. — Вы не имеете права…

— Я просто перечисляю вещи, — сказал Молочник, — те, на которые надеются люди…

— Объясните мне лучше одну вещь, — сказал Рэнд, — так просто, как только сможете. Есть ли какой-нибудь способ выбраться отсюда?

— Вернуться туда, откуда вы сюда пришли?

— Да, — ответил Рэнд, — именно это я и имею в виду.

— Там не к чему возвращаться, — ответил Молочник. — Никто из тех, кто пришел сюда, не имеет ничего, к чему стоило бы возвращаться.

— Но старик ушел. Тот, что носил черную фетровую шляпу и трость. Он обронил их, а я нашел.

— Он не вернулся, — возразил Молочник. — Он просто ушел еще дальше. И не спрашивайте куда, так как этого я не знаю.

— Но ведь вы часть этого!

— Я всего лишь слуга. Выполняю то, что мне поручено, и стараюсь выполнять честно. Мои обязанности — заботиться о наших гостях наилучшим образом. Но приходит время, когда каждый гость покидает нас Я подозреваю, что наша деревня — это промежуточная стоянка на дороге, ведущей куда-то дальше.