Кир Булычев - Таких не убивают

- А что, есть такая версия?

- У Толика… то есть у Анатолия Васильевича есть версии на все случаи жизни.

- Он просил меня дать ему почитать рукопись.

- Я не вижу причины отказывать ему. У тебя два экземпляра.

- Да, Сергей сдал два экземпляра, как положено, один для редактора, а один для художника. Я сдала второй в художественную редакцию. Но первый лежит у меня.

- Если напомнит, дай. Наверное, это никому не повредит. Только повысит уровень литературного образования нашего капитана.

- Я ему скажу, чтобы не ставил на страницы сковородку. - Марина несмело улыбнулась. Ей уже было не так страшно. - А может, рукопись ему не понадобится? Может, он отыщет убийцу раньше? - спросила она с надеждой.

- Ты думаешь, отыщет? Он не производит впечатление умного человека. Тебе жалко давать рукопись?

- Роман… в основе своей он построен на личном опыте. Это роман о любви. Милиция может истолковать его буквально.

- Ну, тогда не давай!

После путешествия Лидочки в Челушинскую о ней все забыли. Проходили дни, и никто ничего нового ей не рассказывал.

Если звонили или приходили люди, то они либо ничего не знали о Сергее, либо забыли о нем. Сергей прожил жизнь, не высовываясь, и был известен в узком кругу краеведов, дюжине коллег и десяткам редакторш или бухгалтеров. Наверное, у него были, кроме того, родственники и друзья детства, но, если судить по похоронам, их было совсем немного.

Жаль, что у Ольги нет телефона - вот кому бы Лидочка позвонила без всякого стеснения. Она могла бы узнать новости про деятельность Толика. Самому же Толику Лидочка звонить не решалась: в конце концов, Сергею она даже не родственница, а расставание с Толиком вышло холодным из-за этого проклятого портсигара.

Всю неделю Лидочка была в делах, и это способствовало странному феномену: превращению события, занимавшего все мысли и чувства, заставившего провести полдня в грязной траншее, в разряд воспоминаний, когда невозможно провести грань между тем, что случилось с тобой, и тем, что ты видел в кино или читал. Все, что было связано со смертью Сергея, стало каким-то придуманным, нереальным. И может быть, это хорошо, что к этому не надо возвращаться…

Конечно, оставалось любопытство. Лидочка понимала остальных участников драмы, тех, кто теснее, чем она, связаны со смертью Сергея. Какие-то объяснения должна была дать Толику Нина Абрамовна. Не исключено, что ей сейчас приходится нелегко. Неизвестна судьба Руслана - у Лидочки он больше не появлялся, а Даша ей не звонила. Лидочка больше не входила в круг людей, нужных ей или способных помочь.

Вспышки любопытства были непроизвольны. Например, идешь домой, впереди мелькнет рыжая грива волос - неужели Даша? Хочется догнать ее, но потом понимаешь, что это не Даша. Или вдруг почудится голос Нины. Оглянулась - какая-то толстая бабка с сумками…

В четверг во второй половине дня Лидочка заглянула в «Московский рабочий». Особых дел у нее там не было, но если бы ей сказали, что она приехала на Чистые пруды в надежде встретить Марину, она бы искренне отвергла такое утверждение.

Лидочка поднялась на четвертый этаж.

Когда-то издательство занимало все колоссальное сталинское здание, отделенное от улицы железной решеткой и своим маленьким парком. В каждой комнате, размером с кабинет председателя райисполкома, сидели по два редактора, которые беседовали по телефонам, ожидая, когда откроется весьма приличная по тем временам столовая и при ней более приличный буфет, - издательство было партийным, хотя с уходом пожилого столпа главенство в нем захватили люди, для партии не надежные, склонные к реформам и обогащению. Но солидность еще держалась, даже когда рухнули прочие издательские дома, крупнее и повыше рангом, чем «Московский рабочий». К счастью, издательству было что сдавать в аренду, и, постепенно съеживаясь, лишаясь территорий за право издавать книжки и пользуясь поддержкой московских литераторов, издательство худо-бедно тянуло, трудилось и старалось издавать книги серьезные и нестыдные. К тому же оно издавало путеводители и справочники по московским окрестностям, так как считалось издательством не только московским, но и подмосковным.

Теперь же за издательством осталось всего два этажа, остальное расхватали жадные «структуры», посадили у входов в коридоры людей в штатских мундирах с порочными, каменными лицами, а издательство стало жить теснее, без столовой и буфета, да и не было нужды в прежнем продуктовом снабжении.

Лидочка зашла к худредам забрать пакет с не вошедшими в путеводитель слайдами.

У дверей к худредам ее настигла Марина. Аккуратная, милая, работящая. В этих стенах она чувствовала себя уверенно, как рыбка в привычном аквариуме.

- Господи, что ты здесь делаешь? Я тебе звонила раз пятнадцать!

- Позвонила бы вечером.

- Вечером у тебя занято, как на вокзале.

Причесана Марина была странно, будто начала приводить себя в порядок, да позвонил телефон или надо спешить - вот и бросила дело на половине. Марина во всем чуть не дотягивала, и Лидочке казалось, что в ней слишком мал запас жизненных сил.

- Что-нибудь случилось? - спросила Лидочка.

- Я тут по своим каналам узнала… Очень плохо с Ниной Абрамовной.

- Что произошло?

- Не бойся, она жива, ее никто не убил. Но она в больнице. Мне позвонили наши общие знакомые, один человек… он сказал, что к ней приезжали из милиции, потом увезли на допрос, и было это сделано так безжалостно, ты представляешь, ты их видела!

Марина увлекла Лидочку к окну в конце коридора. За окном поднималась массивная колокольня петровского времени. Марина закурила. Она курила нервно, часто и неглубоко затягиваясь.

- Но потом ее отпустили?

- Ей стало плохо там, в милиции, а потом в поезде она чуть не умерла. Теперь она лежит в клинике с нервным срывом. До сих пор боятся за ее жизнь. Ну скажи, скажи, разве можно так обращаться с женщиной?

- Наверное, нельзя, - осторожно сказала Лидочка. Конечно, надо бы поговорить с Толиком. Впрочем, деликатность - не его сильная черта.

- Вчера я говорила с нашим общим другом, непосредственной опасности для жизни нет.

- А следствие остановилось?

- Лидочка! - расстроилась Марина. - Мне кажется, что я опять вижу в тебе эту внутреннюю жестокость.

- Мне любопытно, как она объяснила судьбу портсигара.

- Наверное, этому есть разумное объяснение. Лидочка, мы обязаны верить людям.

- А ты не знаешь, - спросила Лидочка, - как там дела у Даши и ее Руслана?

- Я не поддерживаю никаких связей с тем семейством, - ответила Марина. - Да и раньше не была знакома. А почему ты сама не позвонишь?

- Как-то неловко.

- Ты меня удивляешь. То тебе безразлична судьба невинной женщины, то ты вдруг стесняешься позвонить Сережиным любовницам!