Юрий Леляков - Битва во времени

— Но не этих же мы собираемся искать… — вновь начала Фиар.

— Или опять-таки — предопределение и управляемость всего… — будто не слыша, продолжал Итагаро. — Хотя мы сами видим, что вектор развития цивилизации колеблется, как стрелка компаса… И всё равно утверждается, что у кого-то — всё под контролем! Что они заранее знают, куда и почему всё идёт! И всюду — эта идея воздаяния с позиций какой-то высшей правды! Идея спроса с нас, на нашем человеческом уровне — за то, с чем не справились они, высшие! Будто человек — лишь простой инструмент, игрушка в их руках!

— А вот тут — действительно… — с внезапной растерянностью согласилась Фиар. — Я тоже думала… Спрос с позиций какого-то предустановленного итога — будто случайностей вообще не бывает…

— И будто они, мудрые — не знают, что случайность возникает уже на микроуровне Вселенной, — добавил Джантар. — Уровне элементарных частиц, координату и импульс которых в принципе не определить одновременно с одинаковой точностью… И тут же везде говорится, что человеку на его уровне не оправдаться никакими посторонними обстоятельствами, он за всё отвечает сам…

— Ну, а сейчас, например — за что? — переспросил Итагаро. — В чём наша вина? Чего не учли? И главное — отправились-то за помощью! А не за тем, чтобы над нами устроили какой-то суд! Хотя подождите… — продолжил Итагаро уже как-то иначе, ошеломлённо. — Да, точно… Вот о чём не подумал… И мы все — не подумали…

— Но о чём? — не выдержал Донот и этой, недолгой паузы. — Говори скорее!

— Помните, мы читали — что возможно, случайность нашего трёхмерного мира замыкается в какую-то жёсткую необходимость через дополнительные пространственные измерения? И нам… лишь кажется случайностью — то, в чём мы не видим скрытых взаимосвязей и высших смыслов? Но тогда… Неужели действительно… все наши мысли, чувства, и вообще события этого мира — запрограммированы заранее, и наша свобода воли — не более, чем иллюзия? И в том числе — запрограммированы и все наши грехи и ошибки, и спрос за них? И весь наш мир действительно — лишь тень миров иных измерений? Или — игра какого-то иного, высшего разума? Но — которому неведомы понятия милосердия, справедливости, духовности? И он действительно больше всего похож на ребёнка, который ломает игрушки?

— Но это само по себе — только игра воображения… — попыталась остановить его Фиар. — И так мы попадаемся на то, что сами отвергли перед толпой…

Но нет — уже всё будто сковало запредельным холодом от слов Итагаро. Или и не холодом — тупой жутью полной безнадёжности, безысходности, бессмысленности всего сущего. Хотя — тогда, сразу, сами так легко и просто отвергли эту идею… Но… что, если вправду есть некие дополнительные пространственные измерения, через которые замыкается всё? И тогда… Жёсткий, застывший навеки в фатальной предопредёленности мир, где у всякого обитателя — столь же предопределённая судьба, в которой тот не в силах ничего изменить… но при этом — за всё отвечает? И отвечает — по какой-то совершенно иной, неведомой ему, не человеческой логике?..

«Нет, не может быть, — услышал Джантар мысль Талира. — Что-то не то…»

«Вот именно — а… сами высшие существа? Что, и они — такие же игрушки кого-то ещё более высшего? И… кто же, в конце концов, реально надстоит над всем этим? Кто что-то решает в мире, устроенном так, что в нём… принципиально никто ничего не может решать?..»

— Ты прав, Джантар… — непривычно глухо сказала Фиар — и он понял, что произнёс эти, последние слова вслух. — В таком мире — нет места и одному. Никому вообще… Это — абсолютно мёртвый, застывший мир…

— И тогда — уж точно не наш, — словно волной через их ауры и всё подземелье прокатились слова Минакри. — И давайте не забывать — там остались люди, которые на нас надеются…

— А мы обсуждаем… отвлечённое… — как-то по инерции произнес Джантар, обводя взглядом полумрак подземелья — и отходя от мгновенного шока этих мыслей. — Да ещё — какое…

— Но я и думаю — кого искать и как говорить с ними, — ответил Итагаро. — А там везде — настроения какого-то суда, вины, греховности… И всё — о том, что и каждый человек, и каждая человеческая общность своими поступками слагает свою карму. И тут же — предопределённость, неумолимость уже сложившейся судьбы — как своей, так и общей… А я не понимаю: если я, в тот раз лоруанец, теперь родился каймирцем — какую долю чьей общей кармы несу теперь помимо своей личной? И если расплачиваюсь — за чей и какой исторический грех? Грех Шемтурси — откуда происходит одна из линий моего рода; грех Арахагской области — где одно время довелось жить; грех нашего интерната — тоже какая-никакая человеческая общность… и всё это в какой-то мере лежит на мне? Но как я могу помнить — исторический грех народа, среди которого сам не жил, или места, где жил недолго? Для меня этот народ и это место выглядят невинными — и получается, расплачиваюсь за чужой грех, которого сам не помню? А помнил бы все эти грехи — наверно, сошёл бы с ума… Но главное — даже не в этом… Кто служит орудием отмщения другому за его гpeх — тем самим, получается, берёт грех уже на себя? И не взять не может, это — его судьба? Но… к чему всё это тогда направлено — и в чём тут какая-то справедливость? Хоть бери и вправду формулируй физический закон сохранения греха в природе!

— Да, получается, будто грех несотворим и неуничтожим — он просто циркулирует в мире людей, как некая субстанция! — понял Джантар. — А если, например, все люди откажутся вбирать его в себя — куда он денется? В дикую природу?

— Я и говорю — что-то не то… — согласился Итагаро. — Или, по другим версиям — до наступления лучших времён в этом мире грех должен быть заперт в аду, но почему-то вместе с конкретными носителями, грешными душами… Хотя казалось бы, если все знают это — кто захочет быть носителем греха? И будто бы есть даже чёткие указания, как им не стать — если бы не то, что все они отвергаются другими учениями! То есть — как бы и выхода нет, все пути ведут в ад, и в этом — высшая справедливость воздаяния? И все мудрецы, святые и праведники, о которых мы читали, именно так и полагают? И главное… — Итагаро вновь запнулся, — утверждают: им самим являлся кто-то в образах, соответствующих их религиозным представлениям! А ведь, если бы никто подобный веками никому не являлся — религии давно бы угасли, как неподкреплённый рефлекс… И значит — кого же они видят, кому поклоняются? И кто диктует им всё, что они проповедуют среди людей?

— Да, вопрос… — растеряно согласилась Фиар. — Хотя они же потом и говорят: во всём проявляется Единое…

— И почему люди разделены столь разными представлениями об этом Едином? Правда, ещё говорят: Истина дробится на множество частных принципов, и лишь в таком виде доходит до уровня человеческого сознания… — вспомнил Итагаро. — И только с высших уровней развёртывается величественная картина Единого Плана Вселенского Созидания, где у всех существ на всех уровнях — свои задачи и цели, а человек — лишь малая деталь в этом огромном механизме… То есть опять же — человек ничтожен, сам ничего не решает, но с него — весь спрос! Всюду — та же идея… И какая-то вина, по их представлениям, всегда найдётся. Не убил никого — так по крайней мере, оглушил кого-то, защищая себя, или — мало почитал того, кто едва не пожертвовал твоей жизнью, или опять же — воспользовался «колдовством»… И на всякий тяжёлый и страшный случай лично из твоей жизни — прочтёшь, что это так было предопределено, ты это заслужил, и тому подобное. И вообще, люди — лишь персонажи грандиозного мирового спектакля, что тянется из бесконечности в бесконечность, сценарий которого составляет некто высший и всеведущий, и сам он — всегда прав. И нигде — ни слова, что будет, если у всеведущего случится какой-то сбой!..