Алексей Грушевский - Игра в Тарот

Съезд заседал и заседал, срок аренды зала уже подходил к концу, а никакого внятного решения выработать не мог. Ведь на этот раз спазматически сжимающиеся желудки, от страха вскоре остаться пустыми, требовали настоящего решения проблемы, а не дежурных фраз про борьбу за счастье народа. Владельцы зала уже отключили свет, намекая, что пора бы очистить помещение.

Комуняки запалили факелы сделанные из бумаг материалов съезда и списков присутствующих. И запели интернационал, в надежде, что на их пение отзовутся вечно живые классики и вразумят их верных последователей.

Когда они пели интернационал раз, наверное, шестнадцатый, в зал вошли братки, и чисто конкретно заявили, что надо покидать помещение, так как уже пришли декораторы готовить зал к выступлению театра стриптиза. Что деньги уже девочкам заплачены, афиши расклеены, билеты проданы, и посему может быть выставлена конкретная неустойка, а то и на счётчик главного пахана, то есть Зюгу, поставят.

Зюга сразу всё понял, и стал вместе с членами президиума двигаться к выходу. Но ему преградили путь массы простых депутатов с горящими факелами в руках.

— Неужели и сейчас стерпим?! Доколе! Совсем буржуи обнаглели! Ничего у них нет святого! Да здравствует пролетарская революция! — взревели товарищи и бросились на братков.

Натурально началась свалка. Братки, естественно, товарищам революционерам надавали по первое число, и выкинули их всех прочь. Но факела во время потасовки попадали. Начался пожар. Концертный зал сгорел.

Но это был не обычный для Москвы пожар. Это запылал огонь пролетарской революции.

Возбуждённые, и ещё не отошедшие от недавней взбучки, бродящие нестройными толпами перед концертным залом, депутаты пришли в совершеннейшее неистовство, глядя на горящие здание.

— Так и надо! Вперёд на Кремль! Мы на горе всем буржуем мировой пожар раздуем! — завопили они, и с пением интернационала нестройными рядами потянулись в сторону Красной площади.

Зюга, как мог, старался взять контроль над ситуацией. Первые его попытки, когда он бегал перед толпой, размахивая руками, и убеждая, что съезд уже закончил свою работу и надо расходится по ячейкам, чтобы довести до партийных масс его решения, не принесли никакого успеха. Обезумевшие делегаты восприняли только то, что что-то надо донести до партийных масс, и тут же стали звонить всем своим камрадам и призывать всех идти вмести с ними на Кремль. Толпа, вследствие этого, стала стремительно увеличиваться.

Как только Зюга понял, что ситуация выходит из под контроля, он тут же созвонился с кремлёвской администрацией, и всё доложил. Ему приказали, возглавить шествие и попытаться ограничиться митингом у мавзолея.

Зюга так и сделал. Вместо штурма Кремля повел, разбухшую по пути просто до невозможных размеров, толпу к лежащему на Красной площади мертвяку.

Залез на мавзолей и долго что-то втирал, в надежде, что люди замёрзнут и разойдутся. Толпа не расходилась. Толпа росла. Наконец, когда уже светало светать, вконец обезумившие товарищи взвопили:

— Ленин, Ленин, Ленин…

Было совсем уже не понятно, что же они конкретно требуют: пустить в мавзолей посмотреть Ленина, вынести Ленина из мавзолея, или, чтобы вечно живой Ленин, который, как известно, живее всех живых, сам вышел из мавзолея.

После консультаций с кремлёвской администрацией было решено вынести Ленина из мавзолея, и понести его прочь от Кремля, увлекая возбуждённые за собой толпы куда подальше.

Процессию возглавил, естественно, сам Зюга. Толпа потянулась от Кремля. По привычке Зюга повернул к Думе. Сделал он это совершенно неосознанно, просто инстинктивно тянуло его к своему кабинету, где можно было поспать на диванчике после этого безумного съезда, и восстановить в буфете сгоревшие от нервотрёпки жировые клетки.

Это имело фатальные последствия.

Проходя мимо здания думы, толпа взвыла:

— Ленина в думу! Ленин наш кандидат! Если бы Ленин возглавлял федеральный список, то мы бы победили!

Видно сказывался комплекс проигрыша на думских выборах, в результате которого и начались все эти волнения.

В думу так в думу. Зюга не возражал. Он, было, подумал, что это прекрасное решение проблемы. Оттаранят Ильича в какую-нибудь подсобку. Пусть там пока полежит. Он поспит в своём кабинете, позавтракает в буфете, а к тому времени всё успокоится и вернётся на круги своя, а Ленин в мавзолей. Ну, право, не таскать же его по всему городу? Час ранний, есть ещё время вздремнуть перед сессией.

Так Ленин попал в думу.

Когда Зюга проснулся, было время идти на пленарное заседание. Выйдя из своего кабинета, он поразился обилию возбуждённого народа в думских коридорах. Чувствуя не ладное, он поспешил в зал заседаний. И там он увидел, что гроб с телом Ленином стоит на столе президиума. Членов президиума не было. Места председателя и его заместителей были свободны. Никто не хотел находится, рядом с мумией. То ли боялись, то ли ещё какие предрассудки.

Депутаты сидели какие-то молчаливые, сжавшиеся. Было полное ощущение что они готовы залезть под столы. Народные избранники вели себя явно не по регламенту, не вопили, не дрались, не плевались, не кусались, не обзывали друг друга всякими обидными словами, словом было их и не узнать. Они тихо сидели, как-то пригнувшись, и лишь шепотом о чём-то шушукались.

То ли присутствие Ильича оказало такое благотворное влияние на думцев, то ли, то, что все проходы были забиты решительно настроенными демонстрантами. Оценив ситуацию, Зюга занял место председателя.

Поставил на голосование вопрос о признание себя председателем Думы. И тут же получил единогласно. Скоро все важные должности заняли его немногочисленные соратники-депутаты. Остались ещё много вакантных мест, так как чтобы их занять просто не было достаточного количества коммунистов-депутатов.

И тут прорвало. Солидные дяди-депутаты, в дорогих костюмах и часах стоящих целое состояние, наперегонки бросились к гробу Ленина и, рыдая, целуя его, стали каяться, просить прощения и молили принять их обратно в коммунисты. При этом большинство из них, даже, доставали припрятанные в потайных карманах старые КПССные партийные билеты. Скоро в думе осталась только одна фракция — коммунистов Зюги.

Через несколько дней, страсти начали, было, успокаиваться. Толпа уже готова была разойтись. Зюга говорил и говорил об антинародном режиме, что теперь он всем им покажет, но надо действовать в рамках закона, что надо работать, разрабатывать законопроекты, тщательно проводить их юридическую экспертизу, шаг за шагом поднимать страну с колен… Одним словом, последовательно и целеустремлённо Зюга, шаг за шагом, сдавал назад. Зюга делал то, в чём он был величайшим виртуозом, он упорно и целеустремлённо протаскивал самый циничный и трусливый оппортунизм. Вроде он всё правильно говорил, вроде вскипала волна праведного гнева, вроде всё было, так как и надо, и не придерешься по существу, а, по сути…всё неизбежно разваливалось, и революция последовательно и стремительно вырождалась в очередной гудок неисправного паровоза. Скоро, Зюга, начал было, уже потихоньку намекать, что надо бы и гроб Ленина вернуть обратно в мавзолей. Микроклимат там особый, наблюдения, то да сё. Всё бы могло успокоиться, если бы не влез азиоевреец Тугин.