Алексей Грушевский - Игра в Тарот

— Моя фирма очень степь любить. Мы работать хорошо. Наш контракт будет для нас высший честь — старательно коверкая речь, залепетал он.

Никто их так делать не просил. Но с каждым новым тендером, представители иностранных фирм юродствовали всё больше и больше. Так как быстро поняли, от чего зависит предпочтения заказчика.

Толик был при должности старшего эксперта. Его взяли на службу, учтя его богатые связи с фирмачами при старом режиме. В обязанности Толика входило взять предложения фирмача в зубы, после чего, старательно виляя задницей, на четвереньках, принести бумаги молодому монголоиду.

Каждый фирмач старался кланяться ниже и кривляться противней, чем его предшественник. Но всех перещеголял представитель фирмы Шиненс. Он встал на четвереньки и взял папку с предложениями в зубы. Это произвело впечатление. Узкие щёлочки богдыханов, как показалось Толику, слегка дёрнулись. Но, может, это только ему показалось.

— Следующий раз все уже будут бегать на четвереньках. Что же дальше? Только ползком. А когда все поползут? Что же дальше то будет? Как тендер то проводить? Если все одинаково будут ползать, то, как же эти Назарбазиды будут делать выбор? — искренне недоумевал Толик.

Наконец все бумаги были собраны. Молодой монголоид встал на четвереньки, и оттащил их в шатёр, положив папку рядом с мангалом. После чего выполз задом, и дёрнул за расшитую золотом кисть. Откинутая стена шатра рухнула вниз, скрыв от всех богдыханов.

Комиссия по тендеру начала свою работу.

Все замерли в молчаливом ожидании. Из шатра послышались заунывные звуки однострунной домры. Комиссия делала выбор. Члены комиссии думали. Через некоторое время звуки прекратились. Молодой монголоид лёг на брюхо и прополз внутрь шатра, с трудом протиснувшись в щель между пологом и полом. Через мгновение в щели показалась его рука, держащая какую-то бумагу. Толик подполз к ней, взял, и зачитал решение.

В принципе, он знал, что решат богдыханы. Естественно 80 % работ по проекту получила фирма Шиненс, остальные 20 % были равномерно распределены между всеми остальными участниками.

Фирмачи стали расходиться, недовольно что-то зудя, и выговаривая не в меру ретивому представителю фирмы — победительницы. Тот как-то вяло огрызался. Толик знал, что все они перед каждым новым тендером договариваются держаться с достоинством, не унижаться, быть верным западным ценностям самоуважения и делового этикета, но жадность и желание урвать контракт всегда побеждали, и все договорённости летели к чертям.

Толик вышел вслед за ними. Теперь собственно и начиналась его основная работа, для которой и требовались его знания тонкостей западного делового этикета и обширные личные связи. Он стал, ведя непринуждённую светскую беседу собирать туго набитые пластиковые пакеты с подношениями. Когда все пакеты были собраны, Толик, сгибаясь под их тяжестью, потащил их богдыханам.

На этом тендер был окончен. Все разошлись. Побрёл и Толик.

Путь его лежал по давно нечищеным, скользким тропам. Толик брёл пешком, так как он был по статусу гяур, то ему не полагался никакой транспорт кроме своих двоих. Кроме того, ему не полагалось головного убора, и поэтому он не мог стать каракалпаком, и, следовательно, относился к категории населения лишённой каких-либо прав. Увы, вследствие этого, ему приходилось отпрыгивать в сторону, прямо в раскисшие сугробы, каждый раз, как только перед ним возникал очередная чёрная мохнатая шапка. Носители её имели статус каракалпаков, и были недавно обращёнными в истинную веру новыми подданными династии Назарбаидов, и могли запросто отстегать Толика плёткой, если бы он не уступил дорогу.

От частых прыжков в раскисшие сугробы, толиковы лапы быстро промокли, он начал чихать. Да тяжело было быть гяуром, лишённым права носить чёрную шапку, но на этот раз передвигаться ему было в несколько раз труднее, чем обычно. А всё потому, что, идя на тендер, он не надел сапоги, надел штиблеты по самой последней европейской моде, так как хотел, как можно больше быть похожим на европейца. Модная европейская обувь оказалась совершенно не подходящей в условиях Великого Турана. Толик закашлял. Явно начиналась простуда. Шарф от частых прыжков в сугробы выбился, пальто перекосилось, ему было неудобно, очень неудобно, но злобные каракалпаки, завидев гяура в дорогой европейской одежде, казалось, специально старались встать у него на пути, чтобы испытать удовольствие от его унижения.

Наконец Толик решил выбраться с пешеходных троп на проезжую часть, в надежде, что его там меньше будут задевать. Вообще то, никакого особого разделения между пешеходной зоной и проезжей частью не было, просто они получились сами собой, из за неравномерного расположения сугробов. Так как снег никто не убирал, то он скапливался около домов, так как его наметало в сугробы около естественных препятствий. В этих снежных горах безлошадные и протаптывали тропы, а всё остальное пространство было отдано движению транспорта. Транспорт в большей части был гужевой, пространство улиц заполняли лошади всевозможных пород, мохнатые верблюды, ослы, мулы, но встречались и машины. Никакой организации движения не было. Все эти всадники, гужевые повозки, машины, безлошадные двигались, отчаянно крича, гудя, толкаясь, в полном беспорядке, как и куда им только вздумается.

Толик, взобравшись на гребень огромного сугроба, огляделся. Всё ж таки надо было ещё раз подумать стоит ли безлошадному гяуру в европейском платье лезть в это месиво. Неровён час и задавят. К тому же там встречались не только безобидные каракалпаки, но и, носящие белые шапки, джигиты и баи, а с ними, представителями высших сословий, шутки были совсем плохи.

Вечерело. Из уличного освещения были лишь огни многочисленных костров у стойбищ, кипящих разноплемённой толпой в пестрых халатах и разноцветных мохнатых шапках. Всюду, где раньше были площади в полном беспорядке среди гор мусора стояли многочисленные юрты, оттуда поднимались едкие дымы мангалов, мычал многочисленный скот, стада овец блеяли в загонах. Дома стояли тёмные, казалось, они были пустыми, но дымки из многочисленных труб печей буржуек торчащих из тщательно заколоченных окон, свидетельствовал, что в умирающих каменных громадах ещё теплиться жизнь. Все церкви были превращены в мечети. То там, то здесь высились иглы минаретов. Ветер играл огромными растяжками между тёмными обледенелыми стенами. Толик непроизвольно скользнул по ним глазами. Большинство были на арабском, и, по всей видимости, содержали суры из Корана, но некоторые, видно, для новых каракалпаков были и на русском:

«Да скифы мы, да азиаты мы, с раскосыми и жадными глазами» — гласила одна из них, подписанная «из изречений древнего белого суфия А. Блока.».