Салман Рушди - Гримус

Все это помогло ему сделать выбор, окончательный и бесповоротный.

По пути к выходу из Дома он встретил двух известных в К. лиц. Первой была темноволосая нагая красавица Мидия — внутри Дома Мидия предпочитала обходиться без одежды. При виде Взлетающего Орла девушка замерла как загипнотизированная и следила за ним глазами, пока он спускался по лестнице и шел к двери. Взлетающий Орел Мидию не заметил — взгляд его блуждал, а мыслями он был очень далеко. Мидия поднялась на второй этаж Дома и вошла в комнату к серьезным и опечаленным Джокасте и Каме и изрядно веселящемуся Виргилию. Гил Приап уже удалился, торопясь уединиться и подремать.

— Мистер Джонс, — спросила Мидия, — этот человек и есть ваш друг?

— Нет, — резко отозвалась мадам Джокаста.

— Да, — ответил Джонс, — он был мне другом.

— Расскажите мне о нем все, что знаете, прошу вас, — взмолилась Мидия.

Мадам Джокаста почувствовала, что ее ярость сменяется бессилием. Похоже, Взлетающий Орел встал между ней и ее фавориткой. Жизнь иногда бывает страшно несправедливой.

Вторым человеком, которого Взлетающий Орел встретил по дороге к выходу из Дома, был Фланн О'Тулл, только что закончивший свою очередную сессию с Бум-Бум де Сад. Они столкнулись в дверях.

— Ого! — загрохотал О'Тулл. — Так вот вы где. Наслышан о вашем оглушительном успехе у Черкасовых и Гриббов. Как насчет того, чтобы отпраздновать ваше прибытие с нами, простыми людьми? Так сказать, «с приездом»?

— Ведите, — ответил Взлетающий Орел.

Они вышли из Дома вместе; только после первого стакана в «Зале Эльба» Взлетающий Орел вспомнил, что забыл передать Виргилию привет от Лив.

— Известен ли вам хоть один гений, который не был бы так или иначе одержим? — торжественно спросил Игнатиус Грибб. — Одержимость есть путь самопознания. Причем единственный путь, мистер Орел, заметьте, единственный.

— Виргилий Джонс считает одержимость отображением внутренних страхов, — ответил Взлетающий Орел. Он был достаточно пьян, чтобы не заботиться о том, что говорит, а Гриббы достаточно тактичны, чтобы не замечать его опьянения; тем не менее в воцарившемся ненадолго за столом молчании взгляд Эльфриды стал тревожным.

— Виргилий Джонс — отребье, — объявил наконец Игнатиус Грибб. — Живое свидетельство идиотизма, который он именует своей теорией. Я рад, что вы с ним расстались, мистер Орел, искренне рад. Вам осталось только выкинуть из головы его бредни, и все будет в порядке.

— Виргилий Джонс считает, что сомнения предпочтительней уверенности, — пробормотал в ответ Взлетающий Орел.

Игнатиус Грибб глубоко вздохнул.

— Болезнь Гамлета, — заметил он. — Я имею в виду сомнения. Всем известно, до чего они довели Гамлета, — до могилы. Другой пример — старинная история о Фоме сомневающемся. Есть вещи, сомневаться в которых просто смешно. Вы согласны?

— Ик… — икнул Взлетающий Орел, у которого от выпитого ужасно кружилась голова, но Игнатиус Грибб уже ни на что не обращал внимания. Он увлекся.

— Необходимо только одно — четко различать границу между одержимостью в хорошем смысле — целеустремленностью — и фанатизмом. Фанатик не владеет собой, это одна из форм безумия. Фанатизм ведет прямой дорогой к тирании и безудержному кровопролитию. Целеустремленность-одержимость находит выход в созидании. Одержимость создает симфонии и великие художественные полотна. Пишет романы и сдвигает горы. Это лучший дар, ниспосланный богами человеческой расе. Какой толк от нашего с вами бессмертия, если мы не захотим воспользоваться им для исследования величайшей в мире движущей силы? Зачем тогда вообще нужен остров Каф, ответьте?

— Виргилий Джонс считает, что здесь все поставлено с ног на голову. Он говорит, что остров сам порождает необходимость… что в поле Эффекта выживает только одержимый разум.

— И этот самый миф, — подвел итог Игнатиус Грибб, — вы, с вашим основным интересом, собираетесь изучать.

В первый раз за время обеда Эльфрида Грибб решилась вставить слово.

— Взлетающий Орел (вы не возражаете, если я буду называть вас так, ведь мы теперь друзья?), — начала она, — мне кажется, что вы очень легко подпадаете под чужое влияние. Этот мистер Джонс сумел оказать на вас очень сильное воздействие. Прошу вас, забудьте его и его безумства… вам он больше не нужен.

В голосе миссис Эльфриды отчетливо звенело отчаяние.

— Уже забыл, — шепотом ответил Взлетающий Орел и, отключившись, упал лицом в суп.

— Эльфрида, — спросил Взлетающий Орел, — вы случайно не знаете мою сестру? Ее зовут Птицепес.

Глаза Эльфриды испуганно расширились; запинаясь, она пробормотала:

— Я… я… мне известно имя. Но я не знала, что она ваша сестра.

Взлетающий Орел кивнул. Постепенно взяв себя в руки и успокоившись, Эльфрида продолжила:

— Боюсь, что у меня плохие новости для вас. Ваша сестра умерла.

— Откуда вам это известно? — тихо спросил Взлетающий Орел тихим голосом.

— От Игнатиуса, он сказал, — ответила миссис Эльфрида. — Он сказал, что Птицепес… ваша сестра исчезла… что она, скорее всего, умерла. Мне очень жаль.

Она избегала встречаться с ним взглядом, высматривая что-то в шитье, которое лежало у нее на коленях.

— Приглашаю вас сегодня после полудня к себе на крокет, — сказала ему Ирина Черкасова.

— Я не умею играть в крокет, — ответил Взлетающий Орел.

— Неважно, я научу вас, — улыбнулась графиня. — Это вам полезно — обучаясь совершенно незнакомой игре, узнаешь о себе много нового. Например, о пределах своих возможностей.

— Не сомневаюсь, что Взлетающий Орел отлично осведомлен о своих возможностях, — резко вставила Эльфрида.

Ирина выгнула бровь.

— Я пошутила, — весело ответила она.

— С удовольствием поучусь у вас, — сказал ей Взлетающий Орел.

Эльфрида промолчала.

В течение следующих дней Взлетающий Орел большую часть времени проводил с Ириной или Эльфридой, вместе и по отдельности. Научные изыскания Грибба и безразличие и вялость Черкасова заставляли женщин искать общества друг друга; новый человек, мужчина, в их компании пришелся как нельзя более кстати; и та и другая замечательно оживлялись в присутствии Взлетающего Орла. Для себя Взлетающий Орел находил в обществе прелестниц К. тихое убежище, укрытие от мыслей и страхов, такое же, каким, например, был Дом Взрастающего Сына для Виргилия Джонса. Рядом с Ириной и Эльфридой он без колебаний и угрызений совести соглашался на роль страуса.

Кроме того, непоследнюю роль играл здесь и зов плоти. Отчетливо осознавая это, Взлетающий Орел немало размышлял на эту тему. Он знал, что как мужчина довольно привлекателен. Знал он и то, что неотразимым его назвать нельзя. И причины того, что он оказался во главе треугольника, где два других угла занимали женщины, вероятно, были совершенно иными, чем просто зов плоти. Скорее всего, по его мнению, это объяснялось связанным с ним духом новизны. Для Эльфриды и Ирины он был Незнакомцем, неизвестным, новым живым существом, которое так хотелось исследовать.