Наталия Новаш - И я там был..., Катамаран «Беглец»

— Нет… — растерянно говорит мама. — Этого мы не знали. У нас другая беда.

Отец не спрашивает какая. Он думает о своем.

— Подумать только, какая дикость… Пустить на памятники! Чудо природы… Уничтожить — потому что… ближе лежит…

— Такие глыбы трудно вырубить в копях, — замечает мать.

— Ты вечно их защищаешь… К чему сейчас монументы?

— У тебя в каждом углу скульптура.

— Да что им увековечивать? На ноги не успели встать!

— Естественное желание.

— Гигантомания дикарей. Зачем такие размеры? — Отец возмущается.

И в довершение ко всему — голос бабушки. Она тоже там:

— Дожили… Премудрая Лике! Чтобы степняк забирал своего ребенка!

Я слушаю дальше. Белую Галерею Предков разрушают для постройки памятников… Ломают, как обычный камень. А оказывается, Ви — мой приемный брат… У всех были приемные братья и сестры, но кто задумывался над смыслом этого слова! «Приемный» — значило не родной, мои папа с мамой не были его родителями. Ви был сыном того степняка, одетого в кожу юрба. Степняк завел в городе ткацкую мастерскую и требовал отдать Ви для подсобной работы. Не хотел, чтобы Ви учился и стал похожим на нас…

Сейчас я все чаще думаю о своем мире, о своем времени. Словно кто-то насильно вытягивает из моей памяти цветные ленты воспоминаний, прокручивает их заново, показывая так и эдак.

И в голову мне приходят новые мысли. Начинаешь смотреть на все с неожиданной точки зрения. Только теперь, слушая рассказы Вольфа и Карина об их мире и сравнивая, начинаешь вдруг понимать, почему наши благие начинания оказались такими беспомощными и кончились так неудачно. Все это было и на Земле, и там подчас случались парадоксы и по-разному сбывались в жизни ожидаемые результаты перемен.

Теперь, когда я живу здесь и убедилась, что назад возврата нет, я могу почти беспристрастно заглянуть в свое прошлое и окончательно для себя дать оценку своему несчастному разноликому племени. Живя там, я не могла его отвергнуть и осудить. Я была под властью тех мыслей, что сами по себе казались мне неплохими. Когда-то в прошлом их выдвигали лучшие — они предложили новый путь, ибо не видели иного выхода для своего, оказавшегося в тупике, странного и нелепого мира. Быть может, и вправду для него не существовало другого пути…

Сложное и противоречивое по своей природе общество, в котором я выросла, состояло из двух каст. Одна — многочисленная каста степняков. Уровень их культуры был практически первобытным, но состав этой касты не был столь уж однороден; некоторые выходцы из нее, по складу натуры стремившиеся к обогащению, занимались торговлей и ремеслом.

Другая каста, могучая, однако, напротив, очень немногочисленная, была хранительницей загадочной древней культуры. Люди ее достигли многого. Они и внешне не походили на степняков. Это была каста «зрящих в темноте». Но все удивительные качества — изменение формы черепа, способность к генерации энергетических полей и излучению волн в инфракрасной, а часто и в видимой части спектра, короче, все то, что рождало суеверно-мистическое толкование в среде степняков, — передавалось не просто и не только по наследству: они проявлялись каждый раз лишь в результате долгой интеллектуальной тренировки отдельно взятого индивида, чему, правда, весьма способствовали и окружение, и воспитание, и высокая духовность общения, да и сам по себе уровень жизни. Можно сказать, «зрящие в темноте» творились с детства. В народе их называли порой и по-другому: «смотрящие сквозь вещи», «прощупывающие умы»… «Щупачи», — подсказал Жэки, слушая мой рассказ, и начал убеждать, что термин подходит, хотя на Земле существует пока только в фантастической литературе.

Каста «зрящих» издавна существовала за счет второй, более многочисленной касты степняков. В отношении к степнякам со стороны «зрящих» проглядывала снисходительная доброжелательность: так смотрят на наивных дикарей, еще не ставших на одну ступень для равного общения… Разница и впрямь была так велика, что казалось: общество состоит из двух непохожих видов.

Так было от века. Ни катаклизмов, ни бурных исторических событий не знала наша планета. Священным было для «зрящих» завещание отцов и дедов, объяснявшее смысл существования всей касты «зрящих в темноте». Медленно и постепенно совершенствовать и обучать диких людей степи завещала им мудрость предков. Медленно и постепенно принимать их в ряды своей касты, увеличивая ее число, чтобы в конце концов превратить весь народ в «зрящих»: это обеспечивало бы прогресс и сохраняло бы культуру…

Но время шло, и как-то незаметно умы окончательно покорила идея, прораставшая в их среде уже давно, — идея гуманного и справедливого переустройства общества, где были бы счастливы буквально все. Они захотели сразу, одной лишь волею своей, улучшить жизнь большинства — и, не дожидаясь перемен в психологии, преобразили мир, уничтожив касты и сделав всех равными. Очень скоро затею и впрямь удалось осуществить, и всем был обеспечен довольно скудный, но справедливо одинаковый уровень жизни. Однако высшая каста не предвидела до конца всех последствий задуманного. Предложив это всеобщее «равенство», «зрящие» выступили как наивные идеалисты, считавшие всех остальных подобными себе, и ошиблись: именно их положение оказалось самым тяжелым. Случилось непредвиденное. Представители степной касты не пожелали долго терпеть ту самую справедливую бедность, на которую осознанно и добровольно обрекли общество «щупачи». Дикари не представляли в жизни иных ценностей, кроме роскоши и богатства, от которых — по сути ради них же, степняков, — так безболезненно отказались «зрящие». Не прикоснувшись к искусству и истинам духовной культуры, степняки направили свое недовольство и злобу против «зрячих», возведя в идеал и сделав пределом стремлений как раз те блага жизни, которыми прежде владела высшая каста, которые были понятны и, как ничто, осязаемы. Вот почему все кончилось так печально…

Глядя издалека, я теперь начинаю чувствовать истинную мудрость тактики древних — тактики медленного и постепенного духовного воспитания. Как жаль, что мы пренебрегли ею! Но можно ли было предположить, что одно, не зависящее от нас обстоятельство вдруг окажется в итоге столь серьезной помехой: бедность, удивительная бедность энергетических ресурсов родной планеты.

Все становится зримым в сравнении. Лишь теперь понимаю я, как бедна была наша планета, как скудно оделила дарами Вселенная ее природу. Мы сами не могли до конца почувствовать это. Ведь все там было таким естественным для нас и, разумеется, родным: убогие и гнетущие однообразием пейзажи, скалистые холмы со скудной растительностью, безжизненные бурые степи, где порой круглый год царствуют холодные ветры, разметая в прах многолетний сухостой, потому что годами из-за засух в эти земли не приходит весна, и жалкие леса, в счастливые времена едва начинающие рост, безнадежно увядают… Такова была большая часть поверхности планеты.