Дмитрий Лычковский - Когда был Ленин мумией

— Но что вам дала эта мистификация?

— То, что бараны теперь с восторгом ждут своего заклания. Смертным очень понравилась мысль, что не все уцелеют после Великого перехода. Каждый уверен, что уж он-то заслуживает вечности, и каждый надеется, что соседу не повезет. Значит они сами явятся со своей веревкой к порогу восстановленного Египетского царства.

— Ловко, — оценил Ильич. — Ну а каковой будет форма его государственного устройства?

Хуфу кичливо поправил на голове тиару и сразу утратил свойский тон.

— Она будет совершенна. Государство — это я. Я буду стоять во главе всего. Те, кто уже имеет мумию, смогут занимать различные чиновничьи посты, от крупных до самых мелких, в зависимости их заслуг передо мной. Обычные смертные будут рабами и только рабами. Их численность станет жестко регулироваться самым дешевым способом. Впрочем, те смертные, кто докажет свою полезность новому порядку, будут награждены бальзамированием — и смогут после смерти начать продвижение по служебной лестнице. Ну, разве это не идеальное устройство, Ич?

Фараоновская система власти в целом пришлась Ленину по душе. Она давала уникальный шанс не только посеять, но и пожать, воочию увидев, как брошенные в землю зерна дадут ростки и превратятся в зерно, из которого можно будет заварить хорошую кашу. Она начисто устраняла опасность, что после гениального вождя на политический Олимп вскарабкается горстка жалких идиотов, которая извратит великие идеи и профукает все, что было построено с таким трудом. Вечный контроль над правильным озвучиванием своих идей! Вечное созерцание их воплощения на практике руками трудящихся масс! Да о таком можно было только мечтать. Нет, фараоновская система власти нравилась Ленину все больше и больше. Всего за одним исключением. Государством, по мнению Ильича, должен был быть он. Вот и вся поправка.

Внезапно портьера снова распахнулась — и в зал влетел египтянин с обезумевшим лицом, странно контрастирующим с его легкомысленным, плиссированным, как у горничной, фартуком. Упав на колени и царапая себе костистые щеки, он пополз к ногам Хуфу.

— Что случилось, Яхмос?! — на этот раз фараон не скрывал своего беспокойства.

— Беда, о Светозарный! Горе, неслыханное и необъяснимое, обрушилось на нас. — Обладатель кокетливого фартука судорожно сглотнул. — Черная немочь объяла биржи. Акции превращаются в прах. Десять наших лучших трейдеров добровольно отправились в царство Сета, будучи не в силах примириться с потерями.

— Не может быть! — прогремел фараон. — Откуда нанесен удар? Говори!

— Все произошло внезапно, о Великий! Курс доллара рухнул как… как… как Вавилонская башня!

С неподобающей для фараона прытью Хуфу ринулся к противоположной повозке стене, дернул за рычаг и одна из плит тотчас же отъехала в сторону, открыв огромный цвета аспида экран. Посередине его мерно и неторопливо вращался глобус, опутанный плотной зеленой паутиной мерцающих лампочек с символом доллара.

— Слава Ра! — перевел дух фараон. — Ты солгал, Яхмос. Все идет как обыч…

Будто назло его словам лампочки на глобусе принялись гаснуть одна за другой. Ленину, жадно наблюдающему за происходящим, показалось, что Земля рвет на себе цепи, освобождаясь из объятий душившего ее гигантского змея.

— Новости — срочно! — Хуфу обернулся к стене за повозкой. Там, покорная его словам, уже возникла рамка из бегущих скарабеев. — Пикчерс ин Пикчерс, — выкрикнул Хуфу заклинание и скарабеи послушно разбили всю площадь в рамке на маленькие квадратики. — Громкость! — и камеру взорвало от сотен разноязыко галдящих голосов.

Ильич мог выхватывать из этого гомона лишь отдельные малопонятные куски.

— На биржах царит паника. Акции ведущих компаний упали в цене на триста…. — доносилось из одного квадратика.

— Часть крупных банков, работавших с ипотекой, прогорит из-за массовых невозвратов долгов, судьба мелких еще более незавидна… — слышалось из другого.

— Вслед за Lehman Brothers о своем банкротстве готовы заявить финансовая корпорация Conseco и крупнейший американский автопроизводитель General Motors, — грозили из третьего.

А в четвертом квадратике вдруг появилось знакомое уже Ильичу лицо хомо сапиенса неандерталенсиса, причем взгляд его не стал осмысленней после починки.

— В долгосрочной перспективе экономическая ситуация в стране наладится, — развязно заявил он и многозначительно надул щеки. — Но сейчас мы оказались в непростой ситуации.

— Уберите эту обезьяну! — фараон в неистовстве сорвал с себя накладную бороду и швырнул ее в стену.

Это подействовало. Квадратики мгновенно погасли, но экран тут же вспыхнул снова. На этот раз на нем красовалась всего одна движущаяся картинка — это был Табия в своем балахоне и звездном колпаке, и он сиял с видом именинника. Приветливо вытянув руку в сторону Светозарного, маг медленно сжал ее в сухонький кулак и оттопырил вверх корявый безымянный палец. Ильича этот вавилонский жест оставил в полном недоумении, но в Древнем Египте, похоже, он был хорошо известен. Булькнув горлом в бессильной злобе, Хуфу начал запрокидываться на подставленные руки подоспевшего Яхмоса.

Откуда ни возьмись объявился Небмаатра, с ним прибежала стража. Ильича споро вытолкали из фараонских покоев — и он был только рад столь актуальному предложению.

— Оба-на! Рыжье, в натуре рыжье, — Шайба пробовал на зуб посмертную маску Тутанхамона.

Вокруг прямо на пыльном сером полу грудой лежало вытряхнутое из двух мешков экспроприированное добро: похожие на георгиевские кресты золотые анкхи, украшенные кобрами диадемы фараонов, инкрустированные бирюзой и лазуритом нагрудные украшения древнеегипетской знати, серьги с эмалью и сердоликом и еще много всяких предметов, о назначении которых можно было только догадываться.

— Отличная работа, товарищ Шайба! — заслуженно оценил деятельность соратника Ленин.

— Да уж, подфартило! — признал тот, с любопытством рассматривая затейливое широкое — на всю длину шеи — колье Нефертити, застежкой которому служили две соколиные головы. — Хотя попотеть пришлось. — Он небрежно откинул ожерелье в сторону и выхватил из кучи ножной браслет, исполненный в виде ряда сцепленных друг с другом солнечных дисков, тут же пустивших по стенам веселые блики.

— Как же вы с охраной справились? — не скрывал Ильич своего любопытства.

Шайба, чувствуя себя героем дня, отложил браслет, не торопясь извлек из кармана окурок, чиркнул спичкой. Ленин терпеливо ждал. А уголовный глубоко затянулся, картинно выпустил колечко дыма и лишь тогда начал излагать:

— Значит, так было дело, пацаны. Покумекал я, что без маскировки не обойтись и прихватил у одного палермского рясу. Лучше плащ-палатки, ей-богу! Капюшон на репу натянул — мама родная сына не признает. Ну вот, пру по коридоре, в правой руке заточка, в левой канопа — до третьего сфинкса, как Ассириец объяснял. Свернул направо, точно — дверь, а перед ней вертухай. Здоровый, падла, перед входом шоркается: туда-сюда, туда-сюда. Ну я дождался, пока он «туда», со спины подскочил, отоварил канопой по чайнику. И заточку в затылок — пригвоздил сцуку к полу, как бабочку. Пока не опомнился, связал веревкой от рясы, чтоб лежал носом в землю и не рыпался. Дальше дело техники. Замок скрепкой вскрыл — и порядок.