Далия Трускиновская - Феминиум (сборник)

– Читаю, госпожа.

– Ты умеешь читать?

– Да, госпожа, меня обучили в Убежище.

– Ах да, я совсем забыла.

Обида огненной лапкой вдруг оцарапала сердце. Ничего у меня не получается, даже избранника не могу себе выбрать. Святые, почему его нашла не я? Девочка, какая от него была бы красивая девочка. С глазами цвета неба. Девочка, дочка, моя дочка…

– Можно мне уйти, госпожа?

– Что? Нет. Подойди. Святые, какой ты высокий. – Она швырнула подушку на пол. – Сядь.

Он сел у ее ног, не смея поднять взгляд, обеспокоенно теребя книгу.

– Почему судьба ко мне несправедлива, избранник? – Она потянулась к нему, взяла его голову в ладони, приблизила к себе, заглянула в глаза. – Почему?

– Вам плохо, госпожа?

– Хочу понять, что я сделала не так? Почему святые покарали меня? Ты можешь мне ответить?

– Святые не карают, госпожа.

– У меня родился мальчик! Разве это не кара? Снова мальчик!

– Вы подарили этому миру новую жизнь, госпожа. Чудо рождения…

– Мне не нужен мальчик! Пойми ты! Мне нужна наследница, продолжательница рода, девочка, дочь. – Слезы быстрыми росчерками скользнули по щекам. – Понимаешь?

– Да, госпожа.

– Сенги, разве это много? Скажи! Почему твои святые отказывают мне в такой малости? Почему?

– Я не знаю, госпожа.

Она оттолкнула его и, зябко спрятав руки в рукава, забилась в угол кресла.

– Мне казалось, что если ты был учеником жреца, то… С чего я взяла, что ты можешь ответить на мои вопросы?

– Простите, госпожа. Я не умею говорить красиво. Мне бы так хотелось утешить вас.

– Тебе? – Она засмеялась, зло, коротко. – Ты задумываешься о смысле слов, которые произносишь?

– Я опять сказал что-то не то, госпожа?

– Избранник утешает только на ложе, да будет тебе известно.

Он растеряно глянул на нее, небо с болезненной, мертвой звездой в глубине распахнулось на миг перед ней, обожгло.

– Простите, госпожа. Я только хотел поговорить.

– Поговорить, – горько скривила она дрожащие губы, замолчала, уставясь в колкий отблеск, радужно бивший в глаза.

Солнце растворилось в кровавом зареве. Померкли тени. Сумрак задернул комнату пеплом.

– Хорошо, давай поговорим просто, без всяких… ну, на равных. Сможешь?

– Госпожа…

– Сейчас для тебя я просто Тин. Поговорим?

– Да… Тин, – он странно смотрел на нее.

– Хорошо. Мне всегда было интересно, почему ты не сбежал отсюда?

Он вздрогнул.

– Я поклялся, гос… Тин.

– Да брось. Не надо прятаться за слова. Я же вижу, что тебя просто мутит от замков Оанды.

– Я не могу получить свободу ценой горя других людей.

– Да плевать на все! Что тебе другие? Не понимаю.

– Вы бы хотели, чтобы разрушили ваш дом?

– Мой дом? Никогда. Я бы лично перерезала глотку каждому, кто осмелился бы только задумать это.

– Я тоже пытаюсь сохранить свой дом, Тин.

– Дом? – Она недоуменно нахмурилась. – Ты говоришь об Убежище?

– Да.

– Это разные вещи. Убежища часто разрушают. Почему тебя это волнует?

– Это все, что у меня есть.

– С десяток келий да кучка скопцов, невелико достояние.

– Большего мне не надо.

– А хочешь, я помогу тебе? Дам денег, расскажу как добраться до ближайшего Убежища. Какая тебе разница, где стать жрецом? Никто не узнает.

– И это говорите вы?

Она вдруг засмотрелась на его изменившееся, горящее лихорадочным внутренним светом лицо. Теперь я ее понимаю. Как бабочка к огню. Разве можно устоять?

– Хочешь?

– Вы искушаете…

– Нет, клянусь святыми, если ты согласишься, я помогу.

– Я…

– Да соглашайся же!

– Не могу.

– Ты мне не веришь? В этом все дело?

– Нет, я верю. Только я не смогу так. Не смогу предать. Это будет преследовать меня всю жизнь, поймите.

– Слова, – она передернула плечами, словно сбрасывая мерзкую букашку. – Ты просто боишься что-нибудь сделать, вот и все.

– Я боюсь не за себя.

– Да что ты все о других и о других! О себе подумай. Когда ты ей надоешь, ты уже никому не будешь нужен, даже своим жрецам. Эти праведники тебя даже на порог не пустят.

– Двери Убежища открыты для всех.

– Но не для избранников.

– Вы что-то путаете, – он встревоженно поднял на нее взгляд.

– Ты не знаешь? Не могу поверить, – она удивленно вздернула бровь. – Жреческие уставы нужно было до конца читать. Есть там особый пунктик про избранников. Могу даже процитировать: «…и бивать избранника камнями, и гнать нещадно от стен Убежища, дабы не поганила святой земли даже тень его».

– Это правда?

– Твой наставник не предупредил об этом, когда благословил на… – она чуть запнулась, – служение светлейшей?

Он покачал головой.

– Вот видишь. Никому нет дела до тебя. Подумай о себе. Тут недалеко есть Убежище. Скажешь, что был прислужником.

– Я не знал, святые, я не знал.

– Ну же, – встряхнула его за плечи, – сделай как я говорю.

Он поднял на нее полные слез глаза.

– Нет.

– Какой ты упрямый! Клянусь святыми, я помогу. Ты должен сделать это. Слышишь? Должен!

– Нет.

– Вот заладил! – она стукнула по подлокотнику кулачком. – Я же хочу как лучше.

– Нет, госпожа, это не так.

– Ты о чем?

– Вы хотите досадить госпоже Лакл. Но она не виновата в том, что у вас родился мальчик.

– Да как ты смеешь? – Она ударила его по лицу, яростно, неожиданно для себя. Изумленно уставилась на ладонь: «Святые, до чего я скатилась?»

– Простите, госпожа.

– Ты слишком многое себе позволяешь, избранник.

– Простите, госпожа.

– Хватит просить у меня прощения!

Он посмотрел ей в лицо и опустил голову. Черный шелк почти растворился в сумраке, лишь золото волос, угасшее, призрачное, казалось, излучало свет.

– Это у тебя мне нужно просить прощения, – тихо сказала она.

– Нет, госпожа, не вините себя, это ваше горе. Это оно заставляет вас так говорить.

– Если бы только это, – она усмехнулась. – Знаешь, впервые в жизни я ей позавидовала. Ее простому взгляду на жизнь, ее умению все перестраивать на свой лад, добиваться всего, чего она хочет. И ее избраннику, наконец. Глупо. В чужих руках и золото ярче.

– Тебе стоит только попросить. – Лакл сияющим силуэтом стояла в дверях.

– Ла? Я не слышала… Ты давно тут стоишь?

– Нет, родная, не беспокойся, я только вошла. – Лакл оперлась спиной о косяк. – Хочешь, я тебе его подарю?

– Ты меня оскорбляешь.

– Почему? Я же не слепая, вижу как ты на него смотришь.

– И как я на него смотрю?

– Ну вот, рассердилась. Звездочка моя, я хочу тебе только добра. Мне для тебя ничего не жалко.

– Знаю.

– Так в чем же дело?

– Не хочу.

– И все же подумай об этом, не отказывайся сгоряча. – Лакл шагнула в коридор и бесшумно закрыла за собой дверь.

– Я могу уйти, госпожа?

– Скажи, а ты бы кого из нас выбрал?