Макс Сысоев - Странники

Антон с Катькой отыскались совсем рядом, на второй сверху террасе, нависавшей над атриумом. Антон разговаривал с двумя жрецами Энгора, мужчиной и женщиной, и вместе с его голосом был слышен шум фонтана, доносившийся снизу, из-под террасы. Антон заметил меня, и я не успел скрыться, в результате чего пришлось знакомиться с его собеседниками, которые оказались его родителями. Я поклонился и поспешил уйти от них всех побыстрее и подальше. Чтение классической литературы благотворно влияло на Антона, однако мне было не до того. Скользнув взглядом по кольцевой террасе, я увидел удалявшуюся на ту сторону атриума светлую голову, которую с некоторых пор не способен был спутать ни с чем. Прямые длинные волосы на этой голове, попадая в пятна солнечного света, пробивавшегося сквозь стеклянный купол, золотились, а оказавшись в тени, выглядели почти белыми. На спине причёска Вельды заканчивалась не резко, не пушисто и не завитками, а ровным острым углом, чуть более светлым на конце, как лисий хвост. Это казалось мне особенно мило. Я улыбнулся всем четверым собеседникам и поспешил за Вельдой.

Сейчас, сейчас я догоню её и скажу. Сейчас, сейчас...

И, почувствовав, что настал миг, когда на попятную уже не пойдёшь, и, хоть слова мои ещё не были произнесены, промолчать уже не получится, я сказал:

— Постой! С тобой всё в порядке?

Вельда сделала ещё шага три по направлению движения и, глядя не на меня, а в пол, что-то совсем тихо пробормотала, после чего развернулась и резко зашагала в другую сторону. Я мог догнать её, если бы пробежал метров пять, но Вельда пошла прямо к лестнице, туда, где стояли Антоновы родители, Катя и сам Антон, а показываться им в положении неудачливого селадончика я не собирался. И я не побежал за Вельдой, а просто пошёл, достаточно быстро, но с каждым шагом отставая от неё.

— Алекс, ты ничего не потерял? — осведомилась Катя, когда я прошествовал мимо.

— Отвли, — буркнул я — очень тихо, однако, боюсь, несмотря на это, чуткие женские ушки уловили каждую ноту втиснутой в пять-шесть звуков какофонии под названием «Алекс готов провалиться сквозь землю».

Тем временем Вельда свернула в какой-то боковой коридор, а я был настолько не в себе, что даже не заметил, в левый или в правый.

Бросив погоню, я вернулся в комнату с чувством, будто проснулся только что, и только что взял над собой контроль. Мне стало ужасно неприятно из-за случившегося, которое явно было большим, нежели просто недоразумением. Я вспомнил, что пережила Вельда накануне, сравнил это со своим поведением и почувствовал себя чудовищем. Эта мысль изматывала. Сознание собственной вины и попытки оправдать себя перед самим собой ввергли меня в какую-то липкую прострацию, в которой ничего невозможно было ни думать, ни делать.

— Алекс, а Алекс, — из-за двери выглянула Катина голова. — Пойдём Храм смотреть! Там Антончик такие вещи рассказывает про культ Времени! Про уходящие у нас из-под носа жизни... Мне кажется, тебе это было бы интересно.

— Нет, Катенька, извини. Что-то мне лень. Я полежу, посплю ещё, хорошо? — и я взялся за «Айвенго», наперёд зная, что не смогу прочесть ни слова из написанного.

В комнате, как я уже говорил, было необычайно душно, форточки не открывались, да и нервное перенапряжение давало о себе знать. От духоты я уснул прямо с раскрытой книгой на лице, а проснулся поздним вечером от голосов.

— Конечно же, у меня есть пупок! Неужели ты веришь этому маньяку?

— Ха-ха! А ты права, Санёк тот ещё маньяк! Представляешь? — однажды он сжёг гигантский небоскрёб, всего лишь за то, что тот когда-то принадлежал капиталистам!

— Он и в Городе целую семью ни за что ни про что хотел на машине переехать. Я серьёзно! Классовые враги, говорит. Давай, говорит, раздавим их. К счастью, за рулём была я... Но старикашки, конечно, наложили в штаны, когда увидели его злобствующую физиономию.

— Т-с-с-с! По его ауре я вижу, что он не спит...

— Дьявол!

— Что случилось? — спросил я, сняв с лица книгу и щурясь на хрустальную люстру, в которой горело зараз штук сорок свечей. Света было не меньше, чем от электрических лампочек, плюс хрустальные висюльки отбрасывали на пол, стены, потолок и все предметы в комнате радужные отсветы, точь-в-точь как в моей квартире в двадцать первом веке. Я прикинулся, что не слышал диалога Антона и Кати и принялся яростно протирать глаза.

— Верховный жрец передаёт тебе привет, — сообщил Антон, а Катя с невинным личиком грохнулась рядом на кровать и погладила мой лоб.

— У тебя буквы на щёчках отпечатались, — сообщила она. — Интересная книга?

— Довольно-таки, — ответил я. — Хотя там сплошь про евреев.

Антон на это громогласно расхохотался и заявил:

— Точно! — маньяк!

Потом он стёр с лица следы веселья и добавил:

— Я оставлю вас одних. Мне необходимо присутствовать на вечерней куэрмэ у корней Ненлота . Поплотнее закройте дверь и не вздумайте заниматься непристойностями.

— Ха! — бросил ему я. — А если займёмся, что ты сделаешь?

— Я? — Присоединюсь! — Он накинул на голову капюшон и удалился.

— Чёрт возьми, — решила Катя, когда дверь за Антоном закрылась, — а мир интересная штука. Подумать только! — люди всю жизнь проводят в железном аду, и не видят всей этой красоты! — она перевернулась на спину и стала смотреть на люстру. — Костров, огромных окон, дождя...

— Ну, люди от этого не сильно переживают, — заметил я. — Они не видят всего ужаса, ведь на самом деле это только тела живут в железном аду — души же обитают в Матрице, где все счастливы и без огромных окон.

— Всё философствуешь? — Катя повернула ко мне голову и обольстительно улыбнулась.

— Почему тебе так не нравится философия? Что она плохого сделала? С ней-то хотя бы людей живьём не будешь закапывать.

Важная тема заставила меня напрячься; я в возбуждении встал и, загородившись шторой от света люстры, прислонился к оконному стеклу. За ним стояла ночь, и не было видно ничего, кроме клубов тумана, в которых у самой земли фантастично отсвечивали разноцветные витражи Храма.

— Алекс, ты куда? Лежи. Разве я говорю, что не люблю твою философию? Я теперь вижу, что ты прав, во всём-превсём прав. Ложись обратно. Ты не знаешь, как выключается эта штуковина?

Катя не знала, что такое люстра и как «выключать» свечи. От этого моё сердце растаяло; я расплылся в умилённой улыбке, влез на боковину кровати и долго задувал все огоньки меж хрустальных висюлек. Когда же в комнате воцарилась тьма, наполненная запахом свечного воска, Катя стала теребить мой воротник, пытаясь расстегнуть рубашку. Кудряшки щекотали мне щёки.

— Алекс... какой ты хороший... ну поцелуй же меня...

— Пускай Антон целует.