Ив Греве - Мето. Дом

— В самом деле? Ну, может, я и ошибся. Вернемся к Рему. Ты знаешь, что он опасен?

— Да.

— Ну вот. Скажи ему, что ты сделал все возможное, но это не помогло.

— Я подумал, что можно было бы попробовать, всего один раз. Приняв меры предосторожности и только с добровольцами…

— Забудь об этом, Мето. Спокойной ночи!

Он уже отвернулся. Больше я для него не существую. Цезарь 1 всегда меня раздражал. Когда я был помладше, я несколько раз представлял в мечтах, что он участвует в «круговой пощечине» и я стою рядом с ним. Я видел, как бью его так сильно, что он пролетает через всю спальню. Впрочем, не уверен, что это помогло бы мне забыть его равнодушный взгляд.

Встречаю Марка у умывальников. Он меня ждал.

— Ну как? У тебя не будет неприятностей из-за всей этой истории?

— Рем расстроится. Скажу ему об этом завтра. Еще есть надежда, что Цезарь передумает за ночь.

— Это по поводу инча? Да?

— Да, я предложил организовать партию с добровольцами, чтобы сыграть с ним в последний раз.

— Не многие согласятся пойти на такой риск. Слушай, его даже днем все избегают. Ну, кроме тебя, Октавия и Клавдия, конечно… Его боятся.

К нам подходит Красс.

— Мето, мне надо тебя кое о чем спросить.

Марк смотрит на меня вопросительно.

— Останься, Марк. Так о чем ты, малыш?

— Где находятся секретные ходы?

Мой старый друг улыбается и вступает в разговор:

— Ах вот что! Мне тоже было бы интересно узнать, Мето.

— Говорят, — отвечаю я, — они повсюду. На каждом этаже, в каждой комнате или коридоре, но за все эти годы никто так и не смог показать мне хотя бы один.

— Ты думаешь, их нет? Правильно я понимаю?

— Я верю в это все меньше и меньше. Как-то утром я проследил за одним старшим, который, чтобы раскрыть эту тайну, решил обследовать стенной шкаф со швабрами. Он ничего не обнаружил, бедолага. Но вот его-то Цезари нашли и отправили прямиком в холодильник.

— А ты? Ты тоже пошел с ним в холодильник? — спрашивает Красс.

— В тот раз нет.

— Почему? Ты предал его?

— Твой вопрос оскорбителен, Красс! Если бы я не должен был тебя защищать, думаю, сейчас ты поцеловал бы умывальник…

Я говорил спокойно, но он уловил намек.

— Прости. Я не подумал. Я знаю, что ты бы никогда такого не сделал, Мето.

— Чего? Не предал или тебя не наказал?

— Не предал бы.

— Ты прав. В тот день сам я спастись успел, а его предупредить не смог. Гордиться было нечем. Слушай, а кто тебе рассказал про эти ходы?

— Не знаю.

— Как это? Если не знаешь его имени, то хотя бы покажи мне его.

— Я не знаю, кто это, потому что я никогда его не видел. Мне приснились эти ходы. Во сне мне кто-то говорил, что они есть. Может, в следующий раз мне расскажут больше. Я дам тебе знать.

— С тобой кто-то говорит во сне? О чем еще тебе рассказывали?

— Больше ни о чем.

— Ты уверен? Мне кажется, ты что-то скрываешь. Ты должен все мне рассказать. Не забывай, я отвечаю за тебя еще две недели.

— Тебе это не понравится.

— Почему?

— Ты мне запретил говорить на эту тему.

— О пальто? С тобой говорят о твоем пальто?

— Да.

— Ты прав. Я не хочу это обсуждать.

Красс удаляется, опустив голову, так, словно хочет показать, что повинуется мне, а может, чтобы спрятать свой негодующий взгляд. Марк явно в сомнении. Он вскидывает брови:

— Что, интересно, у твоего ученика в голове?

— Лично я думаю, что он все выдумал. Никогда он не слышал никаких голосов по ночам. Он придумал эту историю, чтобы лишний раз заговорить со мной об этом проклятом пальто.

— А секретные проходы? Почему он ими интересуется?

— Не знаю. Может, это просто повод обратиться ко мне, а потом перевести разговор на то, что его беспокоит.

— А если история с голосами правда?

— Он хороший актер, этот Красс! Я смотрю, ты готов ему поверить.

— В любом случае тебе надо быть с ним поосторожней, по крайней мере в оставшиеся две недели опекунства.

Сегодня утром Рем еле-еле поспевает на пробежку. Мы думали, нас всех дисквалифицируют из-за опоздания. Нам пришлось долго его расталкивать, чтобы он соизволил открыть глаза.

— Я решил сегодня не вставать, — объявляет он как ни в чем не бывало.

Я спрашиваю:

— Почему?

— Я устал.

— Тебе плохо? Ты заболел?

— Нет. Мне осточертел этот цирк.

— Давай. Вставай, одевайся. А то нам всем достанется.

— Ладно, согласен. Но я делаю это исключительно ради вас.

Соревнования по бегу проходят почти как обычно. Когда я встречаюсь взглядом с Ремом, то чувствую, что он ждет от меня ответа. Что я скажу ему? Я не до конца уверен в том, что Цезарь окончательно закрыл тему. Я слово в слово передам Рему наш разговор, и пусть он сам решит, как это понимать.

Я догоняю его в коридоре, ведущем в зал для отжиманий. Выслушав мой рассказ, он улыбается. Я озадачен. В общении с ним так происходит довольно часто.

— Вы мои друзья, — заявляет он. — И это главное. Я смирюсь с тем, что больше не буду играть. Спасибо.

Урок математики. Мы сейчас в фазе «усвоения». Преподаватель заставляет нас хором повторять уравнение, надеясь, что так нам легче будет его запомнить. Будучи помоложе, я обожал такие моменты, когда ничего не нужно понимать. Просто повторять, и все, иногда горланя или коверкая слова, чтобы посмешить остальных.

Раздается звонок. Это тревога. Как по команде, все дети нагибаются лицом к парте, направляя взгляд на свои ботинки. Самые осторожные закрывают глаза. Учитель открывает дверь и в неподвижности ждет распоряжений. Слышен топот подкованных ботинок.

Как можно медленнее я поворачиваю голову к двери и приоткрываю глаза. Солдат-«монстр», почти такой же, каких я видел двумя неделями ранее, что-то нашептывает нашему преподавателю. Из их разговора совсем ничего не разобрать. Опять звонок. Дверь закрывается. Проходит еще несколько минут, прежде чем раздается команда вставать. На завтраке обязательно попрошу кого-нибудь прояснить мне ситуацию.

Новости разлетаются по коридорам со скоростью света. Оказывается, Синие все видели. Во время еды вокруг них будет полно любопытных. Я сажусь напротив Мария, который лукаво смотрит на меня. Красс, как всегда, рядом.

— Хочешь все узнать?

— Как ты догадался?

Цезарь 1 встает. Все разом затихают.

Красс шепчет:

— Он все нам объяснит?

Я жестом показываю ему, что нет. Я уже знаю, что он нам скажет.

— Ешьте молча! — рявкает наш начальник.

Вздох разочарования пролетает по залу. Слышится скрежет стульев: это все Цезари в полном составе встают и начинают расхаживать между рядами, чтобы никто не смел произнести ни слова. Они вооружены небольшими жезлами, которые нужны не для битья, а для указания виновных, которых следует «охладить» немедленно. Все дети знают это, и даже Красс, которому я никогда ничего не говорил, тут же усваивает новое правило. Я часто задавал себе вопрос, что было бы, если бы все ученики разом вышли из подчинения. Думаю, раздался бы сигнал тревоги.