Алена Дашук - Картофельная яблоня (сборник)

– Не знаю, говорил ли ты правду о том видении, которое вынудило тебя выслать из Петербурга Сперанского, или просто ищешь себе оправдание. Не мне тебя судить. – Елизавета разжала пальцы, погладила плечи мужчины, чуть оттолкнула. – Иди с Богом.

Мужчина последний раз обнял её, поцеловал долгим прощальным поцелуем и, не оглядываясь, пошагал по садовой дорожке. Ноябрьская ночь в мгновение ока скрыла его в метущейся ветряной темноте. Тот же скулящий мрак срывал слезинки со щёк Елизаветы и уносил их вслед исчезнувшему путнику.

Официальную дату смерти Александра I назвала Елизавета – 19 ноября 1825 года.

Когда траурный поезд отбыл, Фёдор обошёл вверенные ему владения. Пуст был не только дом, но и обитаемая до того сторожка. Куда подевались два живших там монаха, старик так никогда и не узнал. Странные всё же дела творились в те дни в маленьком домике, где пришлось служить Фёдору.

14 декабря 1825 года на Сенатской площади Санкт-Петербурга началось восстание. А уже 25 июля следующего на кронверке Петропавловской крепости были повешены пятеро его организаторов: П. Пестель, К. Рылеев, С. Муравьев-Апостол, М. Бестужев-Рюмин, П. Каховский. Только что взошедший на престол Николай I, не хотел начинать правление с кровавой расправы. Он уже был готов подписать указ о ссылке лидеров декабрьского бунта, но внезапно – в одну ночь – изменил решение. Что послужило причиной тому, осталось загадкой.

Он стоял у окна и любовался звездой. Первая. А как сияет! Он всегда считал себя романтиком. Главное, не показывать это врагам. Единственное, что должен знать о тебе враг – кулак твой крепок, голова холодна… Или как там «железный» Феликс вымудрил? Не важно. А звезда всё-таки хороша – высоколегированная нержавейка, красная медь, уральские самоцветы, позолоченные серп и молот. Вот где красота! Надо бы и на прочие башни таких насажать. Дороговато, конечно, но Кремль – сердце страны. О какой цене разговор!

Лирическое расположение духа варварски смял звук открывающейся двери. Он никого не ждал.

Кто?!

Ночью!

А он один…

Броситься на пол, авось пуля и не догонит!

Выстрела не последовало.

На фактор внезапности не рассчитывает. Как попало, палить не станет. Будет бить наверняка, прицельно. Достанет и на полу. Тогда лучше в грудь…

Он медленно, казалось, даже нехотя, повернулся. Сквозь презрение на лице сквозила едва уловимая усмешка.

Рассеянный свет настольной лампы прорисовывал лишь эскиз стоящего у двери человека. Военная форма, выправка. Руки по швам. Никакого оружия.

Спрятанный за презрительной маской страх сменился яростью.

– Почему без доклада? – процедил сквозь зубы хозяин кабинета. Военный не ответил, но сделал несколько шагов к столу. Теперь можно было разглядеть лицо – майор Павловский, один из офицеров охраны. – Я спрашиваю, почему без доклада?!

Усевшись без приглашения в кресло, визитёр положил нога на ногу, снял фуражку. Это было неслыханно.

– Доброй ночи, Коба. Или как тебя называть прикажешь? Отец народов?

Сталин задохнулся от бешенства и тут увидел то, от чего его горячие обычно ладони стали медленно наливаться холодным свинцом – глаза майора светились белёсо-лунной пустотой.

Неужели Ильич говорил правду?! А он-то грешил на инсульт… Стоит ли показывать, что догадался, кто перед ним в обличие Павловского. Сталин украдкой скользнул взглядом по лицу ночного гостя.

Майор разглядывал свои начищенные до блеска сапоги. Затянувшуюся паузу нарушил Иосиф.

– Наслышан. Однако странно видеть вас здесь, в Москве.

Павловский пожал плечами.

– Петроград перестал быть столицей, но своё получать нам всё равно необходимо. Точнее, даже более того…

– Не совсем понимаю, почему более?

– Раньше мы могли обойтись властью смерти, унёсшей несколько сот тысяч погибших по всей стране. Петроград был столицей – местом силы, «увеличительным стеклом» поступающей нам энергии. После нашей с ним встречи, Ленин перенёс столицу в Москву. Опрометчивый шаг, ведь требуемую нам энергию мы должны поддерживать на прежнем уровне в любом случае. Обойтись меньшим уже не можем. Грубо говоря, «увеличительное стекло» у нас отняли, приходится заботиться о реальных объёмах. Парой сотен тысяч уже не обойтись, нужны миллионы. Потенциальной власти, той что обладала, допустим, княжна Тараканова, нам тоже теперь недостаточно. Необходима личность, наделённая властью реальной.

– То есть, вам был нужен только Ленин? Никто его заменить не мог? – осторожно осведомился Сталин.

– Кардинальные решения принимал только он.

– Резонно. – Вождь покачал головой. – Говорил я ему, делиться, Ильич, надо!

– Делиться? – Павловский хлопнул себя по коленям. – Это говоришь ты?! Да в сравнении с твоей власть Ленина – робкое ворчание старой нянюшки! Ты-то с кем делиться намерен?

Иосиф Виссарионович прикусил губу.

– Ладно, – буркнул он. – У меня ситуация безвыходная. Никому верить нельзя.

– Какие тогда претензии? И ты, и Ленин сами избрали такой путь. Если власть сосредоточена в одних руках, вопрос предельно ясен. Ильич свой выбор сделал – гражданская, голод, эпидемии. Мы были в обиде не остались.

– Ваш вариант был – смерть миллионов или… – Иосиф цепко глянул в мертвенную белизну глаз собеседника. Тот пожал плечами.

– Строительство нового прогрессивного строя требовало его непосредственного участия, так что Петропавловка в планы Владимира Ильича не входила. А миллионы… мировая революция в перспективе, лес рубят – щепки летят. Так он, во всяком случае, объяснил свой выбор. Не знаю, действительно ли он так думал или был чересчур убеждённым сторонником материализма. Возможно, просто не поверил в реальность происходящего. Моё появление списал на бессонницу и последствия тяжёлого умственного труда. Потом даже чеховского «Чёрного монаха» перечитывал… – Павловский расплылся в улыбке.

– Давай к делу, – не выдержал Сталин. Ленинеана ему порядком надоела.

– Практичный человек, – одобрил майор. – Хорошо. Как я уже сказал, вся власть сегодня в твоих руках, так что альтернативы предложить не могу. Решай, ты или… Можно, конечно, планку снизить, если вернёшь нам столицу.

– Снова в Петро… Ленинград, то есть – никак не привыкну?! – Сталин поморщился. – Дорого. Да и сырости не люблю. В Москве суше.

Павловский хмыкнул.

– Как угодно.

Иосиф Виссарионович взял трубку, долго и тщательно набивал её. Что-то обдумывал. Майор ему не мешал. Наконец, Сталин выпустил в потолок желтоватое облачко дыма и сказал:

– По моим сведениям, почерпнутым из художественной литературы, с тобой можно заключить определённого рода договор.

Майор опешил.

– Обычно условия диктуем мы. За три столетия ты первый с такой инициативой.