Алена Дашук - Картофельная яблоня (сборник)

Сталин нетерпеливо теребил пышный ус. Комплименты он любил, но всему своё место и время.

– Кто-то должен быть первым. Итак, моё предложение – отдаю, сколько потребуете, но я сам выбираю, кого.

– Нам нужны миллионы, – напомнил Павловский.

– Страна большая, – парировал вождь. – Кстати, Ленин говорил, жизнь у наделённого властью вы забираете только в Петропавловке…

– Да, таков закон. Власть должна быть возложена на жертвенник.

– Тогда вопрос, если бы я согласился на ваше условие отправиться туда, как бы я оказался в Петропавловской крепости? Заговор?

– Ну-у-у… – гость поднял лунные глаза к потолку.

– Назовёшь фамилии, накину сверху тысяч двести.

– Однако!

– И ещё, – Сталин побарабанил пальцами по столешнице – после разговора с Лениным я консультировался с компетентными товарищами и наткнулся на любопытные изыскания фольклористов. Задолго до появления Киевской Руси за Уралом жил весьма любопытный народец. По преданиям, уникальными способностями обладали: ворожба, колдовство. Не о вас ли речь? Честно говоря, до сих пор думал, сказки. Всё же Ильич к концу жизни… инсульты, одним словом. Но, смотрю, не так просто было старого вояку с ног сбить. Трезвый ум.

– В общих чертах, предания суть сохранили. Когда пришлые стали нас теснить, мой народ ушёл под землю. Мы никогда не были склонны к войнам. Тела нам не так-то уж нужны. Дух бессмертен и свободен. Наш мир вам не дано постичь, тем более, сейчас, когда вы утвердились в мысли, что существует только материальное.

– Хорошо. – Сталину явно хотелось сменить тему. – Из тех же легенд я знаю, что, вам подвластны земные недра. Вы способны насыщать или опустошать месторождения руд, нефти и прочих ископаемых. Это так?

Майор насторожился.

– Разумеется…

– Мне нужно поднимать промышленность, – Иосиф Виссарионович пристально посмотрел на Павловского. – Готов заплатить любую цену.

Павловский откинулся на спинку кресла, сложил руки замком. Из полумрака на сидящего за столом вождя блеснули две полные луны. Помолчав, гость задумчиво произнёс.

– Мой народ крепко связан с природой. Это наша мать. Ваша, впрочем, тоже. Она даёт ровно столько, сколько может. Взять сверх того, значит ограбить её.

Сталин его прервал.

– Легенды, поэзия – всё это прекрасно, но моя страна находится в реальном мире. И в этом мире есть немало желающих её сожрать. Кроме того, – он вдруг наклонился к столу и произнёс мягко, почти интимно – не бесплатно. Что интересует вас, я знаю. Договоримся.

– Ты о власти смертей? – Было заметно, что майор встал перед мучительным выбором. – Как тебе объяснить… Для нас энергия власти не то же, что для вас кислород или пища. Скорее, подобие алкоголя – пагубная привычка. Будь на то наша воля, мы бы избавились от неё, но… Ты предлагаешь споить мой народ.

– Споить? – впервые за время беседы Сталин удивился. – То есть, власть для вас что-то вроде…

– Сивухи, – невесело пошутил Павловский. – А то и хуже, полная зависимость с первого глотка. Говорю по личному опыту. Зарок даёшь – больше ни капли, а как прижмёт… Думаешь, не понимаю, что творим? Ещё как понимаю! Нам и самим-то это вот где! – Павловский чиркнул ребром ладони по кадыку. – Мы ведь раньше могли многое. Светлый был дух у моего народа, радостный. Ни жадности, ни зависти, ни боли не знали. Про Китеж-град слышал? Нашей силой духа тот град создан был. Вот и суди. А теперь? Одна на всех мысль – как бы ещё хлебнуть, чтобы в голове помутилось, закружило. Все силы только на это кладём. Ни на что другое не хватает.

«Так это всего лишь беспробудная пьянь! – смекнул Иосиф. – Такие каются, а от своего не откажутся. Только дай».

– Э-э, – вождь погрозил пальцем. – Зачем сивуха? Сивуха – мерзость. Вино! Знал бы ты, какое вино у меня на родине! – Он встал, подошёл к шкафу, вынул из него глиняный кувшин. – Вот, земляки прислали. Отличное «Киндзмараули», настоящее, не то, что по стекляшкам разливают! Давай-ка за наш договор.

Вечером следующего дня к подъезду майора Павловского подкатил «Воронок».

«Поддался нечисти – поддастся любому, – размышлял Сталин, подписывая бумаги. – Да и вдруг вспомнит чего… Нет человека – нет проблемы! Хорошо сказал, надо запомнить». Облокотившись на стол, он потёр лицо. Почти двое суток без сна. Работа, работа… Но ночка выдалась на славу: заговор раскрыл, чертовщину приручил, геологам привилегии обеспечил. А чистки в рядах всё равно ведутся. Придётся, конечно, немного поднатужиться. Ничего, справимся. Иосиф Виссарионович потряс тяжёлой от недосыпа головой и отхлебнул из стакана крепкий чай с лимоном. Пора за работу.

Снова завыли сирены. Наталья вздрогнула. Этот надсадный, страдальческий крик замёрзшего города был первым звуком, пробившимся сквозь окутывающее её небытиё. Как она попала сюда? Помнила, что металась по соседним домам, окрестным подвалам, бомбоубежищам и спрашивала, спрашивала… Потом вернулась к руинам. Там были какие-то люди. Кто-то что-то сказал. Она пошла прочь…

А как очутилась здесь?

Серые, покрытые наледью стены.

Петропавловка.

На недосягаемой высоте чернеет укутанный брезентом ангел. Сейчас это просто бесформенный кокон, но Наталья знала точно – ангел есть. Они приходили сюда с Алёшей посмотреть на него. В той, прошлой жизни. Ещё до войны. До блокады.

В этой жизни Алёши уже нет, а ангел спрятался.

Холодно почему-то не было. Последние месяцы её всё время била непрекращающаяся дрожь, Холодно было всюду: на заводе, на улице, дома… А сейчас ничего… Да! Дома ведь тоже теперь нет. И сына Гришки. И Лёли. А она-то, глупая, так спешила, хотела порадовать. Наталья сунула руку за пазуху. Там должен быть хлеб. По трём карточкам: рабочей и двум детским, двести пятьдесят граммов, сто двадцать пять и ещё сто двадцать пять… Сколько же это? Она долго пыталась сложить разбегающиеся цифры, но сделать это не удавалось. Одним словом, много! Почувствовать окоченевшими пальцами шершавую корочку не получилось. Наталья вынула хлеб, прикинула – полбуханки. Сейчас бы она вскипятила воду, размочила вязкий мякиш и накормила детей чудесным ужином. После горячего месяц не встающий с постели Гришка оживал. Приоткрывал глаза, даже температура, кажется, спадала. Лёля вспоминала про своего плюшевого щенка, принималась тискать его и учить уму-разуму: «В коридор не ходи. Тётя Глаша поймает тебя и съест. Фильку съела и тебя съест». Наталья сжала онемевшие губы. Волосья бы повырвать у той Глашки. Надо было ляпнуть впечатлительной Лёле, чем так вкусно пахло из её комнаты. Только что уж теперь. Нет Глашки. Лёли нет. Вот ведь как бывает, приходишь домой, а там только лестничный пролёт второго этажа. Скалит в небо клыки арматурной сетки. Лестница на небо. Вот как. Выходит, их четвёртый – уже небо.