Нил Шустерман - Разобщённые

— Боже мой, — произносит водитель. — Что вы делаете здесь в такую погодку?

— Мы катались на великах, не знали, что буря на подходе, — врёт Лев.

— И где же ваши велики?

— Остались где-то там, сзади, — подвирает Мираколина.

— Мы их потом подберём, после бури, — частит Лев. — Похоже, надвигается торнадо. Нужно убираться отсюда. Вы нас не подбросите?

— Без проблем.

Водитель разблокирует замки, и Лев откатывает боковую дверь фургона. В этот момент под потолком вспыхивает лампочка и освещает лицо хозяина машины. Хотя в шторм любая гавань хороша и перебирать не приходится, Мираколина никак не может отделаться от чувства, что у водителя что-то не так с лицом. Глаза у него какие-то странные...

Лев не обращает особого внимания на хозяина автомобиля, он рад уже тому, что укрылся от бури и что машина унесёт его подальше от его золотой клетки. Он лгал Мираколине. Он не собирается спокойно стоять и смотреть, как она идёт сдаваться юнокопам. Может, ему и не удастся ей помешать, но он же вправе хотя бы попытаться, так ведь?

Порывы ветра едва не сносят фургон с дороги, и водитель обеими руками держится за баранку.

— Ну и погодка, а? — говорит он, бросая на Лева взгляд в зеркало заднего обзора. Лев отворачивается. Не хватало ещё, чтобы хозяин машины завопил: «Э, а я тебя знаю! Ты тот самый пацан-хлопатель!» Но водитель вместо этого спрашивает: — Как вы там, удобно устроились?

А ведь он ещё не спросил, куда им, собственно, надо. Лев мысленно пробегается по известным ему названиям близлежащих местечек в ожидании неизбежного вопроса.

Снаружи бушует гроза, струи воды хлещут по ветровому стеклу под таким невозможным углом, что дворники не справляются, и водителю приходится притереться к обочине. Он поворачивается к пассажирам.

— Торнадо, а? — балагурит он. — Думаете, нас занесёт в страну Оз?

Что-то он не ко времени развеселился.

— Чем скорее мы попадём домой, тем лучше, — молвит Мираколина.

— Да бросьте, вы ведь не домой направляетесь, ребятки, — говорит водила всё тем же жизнерадостным тоном. — Мы все отлично это знаем, правда?

Мираколина бросает на Лева обеспокоенный взгляд. Водитель вперяется в Лева, и только теперь мальчик видит, какие у хозяина автомобиля странные, разные глаза. От этого зрелища Лева охватывает холод, не имеющий никакого отношения к бушующей буре.

— Я понимаю, вы меня не помните, мистер Калдер, потому что валялись без сознания в нашу прошлую встречу. Но зато я хорошо помню вас.

Лев протягивает руку к двери фургона, но та заперта, и возможности открыть её нет.

— Лев! — слышит он крик Мираколины и, оглянувшись, видит, как водитель достаёт транк-пистолет, выглядящий до ужаса огромным в тесном пространстве фургона.

Снаружи по кузову лупит град, и водителю приходится орать, чтобы его было слышно:

— В тот раз я попал в тебя нечаянно. В этот раз — нет.

Он транкирует обоих — дети не успевают и слова вымолвить. Лев видит, как закатываются глаза Мираколины и обмякает её тело, прежде чем сам начинает тонуть в синтетическом дурмане. Он проваливается всё ниже, ниже, ниже, а в это время стук града по кузову сменяется рёвом, похожим на грохот товарного состава, на всех парах несущегося в преисподнюю.

Во вспышке молнии от видит приближающийся торнадо — смерч вырывает с корнем придорожные деревья в каких-то ста ярдах от его фургона. Вихрь терзает саму дорогу — куски разломанного дорожного покрытия носятся в воздухе. Что-то — то ли дерево, то ли глыба асфальта — выбивает в вмятину в крыше фургона, словно на машину наступил разъярённый великан. Боковое стекло разлетается вдребезги, фургон несёт боком с обочины на середину шоссе.

Нельсон не испытывает страха, ощущает лишь священный трепет. Фургон кренится влево, смерч и сила земного тяготения играют с ним в перетягивание каната — кто кого пересилит. Наконец, выигрывает гравитация, и автомобиль, тяжёлый, громоздкий, остаётся на земле, вместо того чтобы превратиться в двухтонный рассекающий воздух снаряд. А в следующий момент торнадо уходит, оставляя за собой разрушения, и несёт бедствие дальше. Рёв стихает, и лишь ливень потоками заливает дорогу.

Нельсон понимает: это его второй момент истины. Первый был тогда, когда транк-пуля украла у него его жизнь. Но сейчас судьба пощадила его. И не только пощадила, но и поощрила. Поимка Лева Калдера — вовсе не случайность. Нельсон никогда не верил в божественное Провидение, но он открыт для мысли о всеобщем равновесии, о том, что в мире действует закон воздаяния. Если это так, то справедливость в скором времени должна восторжествовать, передав в его руки Коннора Ласситера.

Коннор вымещает свою злость на боксёрской груше по крайней мере два раза в день. А куда деваться? Если он не будет этого делать, то наверняка обрушит всю свою горечь на голову какого-нибудь бедолаги: лентяя, не желающего чистить сортиры; или дурёхи, пронёсшей с собой на Кладбище мобильник — ей, видите ли хотелось позвонить своим друзьям и сообщить, где она находится. Или того пацана, что куражится над каждым сообщением об атаке хлопателей, осёл... Коннор лупит грушу с такой силой и бешенством, что странно, как она до сих пор ещё не лопнула.