Юрий Козлов - Ночная охота

Коля молчал, выражая всем своим видом крайнее неодобрение.

— Привести сюда? — вздохнул красный. — Прямо сейчас?

— Успеешь. Точно не помню, но, по-моему, проходило что-то в сводках про дезертира, — Коля бросил окурок точно в мертвый открытый глаз ближайшего инвалида.

— Из армии или из спецназа? — поинтересовался белый.

— С трудфро, — Коля спрыгнул с вертолета, пнул ногой труп, нелепо раскинувший на траве руки, словно бежал навстречу Коле обняться, да вот беда, споткнулся.

— С трудфро? — не поверил красный. — Они засирают сводки такой мелочевкой?

Теперь Антон мог достать Колю, но под прикрытием вертолета оказались красный и белый. Они тут же упадут в овраг, разыграют Антона, как в карты. Один будет палить, чтобы он головы не мог поднять, другой — зайдет в тыл, сделает в упор. Прошло немало времени, но они ни разу не оказались все трое на открытом пространстве. Стоило одному сделать шаг, другие меняли местоположение автоматически. Антон понял, что погорячился.

Убить их будет непросто.

Как, впрочем, и уползти восвояси.

Чем дольше наблюдал за ними Антон, тем большее, хоть и противоестественное, уважение к ним испытывал. Худые, хлипкие трупы они оставляли на краю ямы. Плотные, костистые укладывали на дно «елочкой». «Ну да, — подумал Антон, — плотные костистые дают устойчивый огонь».

Белый принес из вертолета канистру с бензином, огнемет. Да, ребята не могли не вызывать уважения. В глухом безлюдном углу они работали как на виду у начальства в центре города. Они сожгут трупы, засыпят дно оврага землей, улетят, и все здесь останется как было, даже лучше и чище, чем было, потому что без людей. Вне всяких сомнений, работать с таким тщанием, зная, что никто не проверит, не похвалит, вообще не увидит, могли только суперсознательные профессионалы. Воистину свобода и демократия утвердились в стране навечно, если их защищали такие бойцы.

Антон вспомнил, как во время осмотра в школе на предмет отбора в воздушно-десантное училище они с Бруно мечтали, чтобы пьяный, длинный и гибкий, как удилище, есаул выбрал их. Но он не выбрал. Бруно не сумел отжаться от пола двести раз, не ответил ни на один вопрос. «Много водочки пьешь, мало читаешь», — заметил есаул. Антон сумел отжаться, ответил на все вопросы. «Мало водочки пьешь, много читаешь, — покачал головой десантный есаул. — Высшее не может происходить из низшего, — посмотрел на Бруно, — поскольку из меньшего невозможно получить большее, а из минуса плюс. Низшее может происходить из высшего, — перевел взгляд на Антона, — из большего возможно получить меньшее, из плюса нет проблем сделать минус. Да только зачем, если вокруг море низшего, меньшего и выше крыши минусов?» Антон и Бруно решили, что есаул — сумасшедший. «А если бы он меня взял в училище, — подумал Антон, — я бы тоже сейчас работал с трупами». Он часто видел солдат в деле. Ни разу у него не возникло чувства, что это нормальные живые люди. Это были жестокие механические убийцы, сделанные из иного, нежели остальные люди, материала. Сейчас Антон уже не думал, что десантный есаул — сумасшедший. Есаул знал о жизни что-то такое, чего не знали Антон и Бруно.

Он стиснул рукоятку пистолета. Время шло, а он по-прежнему, как дерьмо, лежал среди дерьма в кустах.

Время от времени белый и красный стреляли в подававших признаки жизни инвалидов. Поначалу Коля, занятый, как догадался Антон, подробнейшей ревизией Гришиной кладовки, выглядывал из помещения на выстрелы, потом перестал.

Это навело Антона на мысль. Он знал, что овраг тянется издалека, чуть ли не от самого болота. Ближе к болоту овраг был совершенно непроходим — со светящимися змеями на дне, — в лесу же был относительно сух, по нему вполне можно было проползти до места, где труженики смерти готовили костер. Антон вознамерился укрыться среди мертвых инвалидов и оттуда — как можно ожидать нападения из оврага с трупами? — прикончить убийц. То обстоятельство, что он будет стрелять им не в спину, а в лицо, преисполнило Антона мрачной радостью.

Не дыша он выполз из кустов, устремился в глубь леса, где вился-извивался овраг.

Антон затаился в овраге среди жестких зеленых папоротников и вылезших из земли корней. Папоротники кололи его рыжими, похожими на щупальца, усами. Антон много лет ходил среди папоротников, но понятия не имел, что у них такие противные усы. Он не видел, что происходило наверху, пытался на слух определить момент, когда можно будет кинуться в немытые, окровавленные тела. Должно быть, души инвалидов плотно стояли над оврагом — никакие звуки сверху сюда не проникали.

Антон выглянул из оврага, рискуя получить пулю между глаз. Но обошлось. Белый и красный разливали по походным стаканчикам трофейный Гришин спирт. Потом белый подбросил бутылку в воздух. «Новый индеец» совершенно невероятно расстрелял ее — одним выстрелом отстрелил горлышко, другим смешал с небом саму бутылку.

Антон, как змея, прополз по остывающим трупам, устроился в углу оврага. Ноги он прикрыл чьим-то задубевшим от крови синим халатом. Руку с пистолетом сунул под бок лежащему рядом слепцу с разбитой головой. Слепец уставился на Антона белыми глазами, как бы винясь за вынужденное предательство.

Антон откинул голову, прикрыл глаза, оставив незаметный просвет в ресницах.

К краю ямы приблизился белый. Лицо его сразу сделалось настороженным — Антон нарушил порядок тел. Белый волок за ногу труп, дуло висящего на ремне под мышкой автомата смотрело вниз. Белый замер. Антон открыл глаза, подмигнул ему. Белый отпустил ногу трупа, рванул автомат. Антон дважды выстрелил ему в сердце. На лице белого навеки застыло выражение искреннего, можно даже сказать, обиженного недоумения. «Твою мать!» Он рухнул в яму носом вниз. Переворачивая его на спину, чтобы снять автомат, Антон подивился, какое у парня хорошее, открытое лицо. Оно как бы существовало отдельно от дела, которым занимался парень. Впрочем, Антон не успел овладеть автоматом, додумать до конца мысль о несоответствии лица и дела.

— Ларс! — Антон четко расслышал характерный щелчок, свидетельствующий, что «новый индеец» вставил в автомат рожок с патронами. — Ты где?

Антон высвободил руку. Непостижимым образом красный, хотя был достаточно далеко от ямы, среагировал, причем не просто среагировал, а как если бы уже знал, что произошло. Слепой, которым прикрывался Антон, вдруг затрясся, принимая в разбитую голову пули и тем самым уже окончательно искупая грех вынужденного предательства. Кровь и мозги залепили Антону глаза. Он выстрелил наугад, не целясь.

Пуля вошла красному в горло. Антон протер глаза. Красный захрипел, схватился за горло, однако кровавый фонтан было не унять. Антон подумал, что в человеке не может быть такого количества крови, чтобы она била из горла таким фонтаном, что только с залепленными глазами он мог выстрелить в ту сторону — красный находился совсем не там, куда бы стрелял Антон, не будь его глаза залеплены.