Виктор Беньковский - Анахрон (полное издание)

— Детей. Помнишь, я на похоронах была, еще двое детей остались… Бабушка решила их покрестить — на всякий случай, вдруг конец света или еще что… Пришли всем кагалом в собор, там сплошь младенцы были, а ребят постарше только двое: один какой–то незнакомый и наш. Тех, кто постарше, поп в сторону отвел и учинил собеседование, как при вступлении в комсомол. Чего, мол, ожидаете от крещения? Не знаю уж, что они там брякнули, но не то, что в уставе или как это называется у попов…

— Катехизис, — сказала Виктория.

— Один хрен, — отмахнулась Аська, — не то они что–то сказали… Ну, поп их и выставил. Идите, говорит, книжки почитайте, а потом приходите. Ответите правильно — покрещу. Все бы ничего, но бабушка расплакалась, стала кричать «как вам не стыдно, дети сироты, у них мать умерла»… После этого поп их за нарушение благочиния и вовсе выставил.

— И что, так и ушли?

— Они во Владимирский пошли. Там ничего не спрашивали. Покрестили и все. Мол, понадобится парню — сам эту книжку прочитает, а не понадобится — ну и фиг–то с ним…

— А что ты так яришься? — сказала Виктория. — В храм не на попа ходят смотреть, а на Бога.

— Какая ты умная, Вика. Поп их выгнал. Сирот обидел. А знаешь, в какой это день было? В самый главный такой христианский праздник, когда прощать положено. Прощеное Воскресенье называется. Я тут думала даже, когда с похорон вернулась, — может, и мне покреститься? Светлого чего–то хотелось. Чтоб настоящее. А теперь передумала. Что я там забыла? Чтобы поп на меня орал? На меня и так все орут: и реж орет, и ты вот, Морж, тоже…

— Нашли куда детей вести, — сказал Сигизмунд. — В Казанский собор! Нехорошее это место, музеем атеизма испоганенное. И сейчас там лучше не стало. Его новые мажоры обсидели. Они Боженьку боятся как налоговую полицию, только чуток поменьше… Вход сбоку, нищих — и тех нет…

— Нашел тоже показатель благополучия — нищие! — фыркнула Вика.

— Морж, слыхал, — Виктория у нас снова за границу лыжи вострит. Зачахла, видите ли. В языковую среду хочет. Знаешь, Морж, чего она на самом деле хочет? Сытости и благополучия. Буржуазности она хочет. Сквозняки ей здесь не нравятся.

— Меня, между прочим, мое место в университете ждать не будет, пока я тут с вами в смыслы жизни играю, — отозвалась Вика.

— А ты здесь науку двигай, — не сдавалась Аська. — На родине!

— Да кому здесь наука сейчас на хер нужна! — ответила аськина сестрица. — Вот если бы я попкорном торговала или там босоножками…

— Когда ты едешь? — спросил Сигизмунд. Ему вдруг сразу стало грустно.

— К концу месяца. Завтра в консульство пойду.

— А, — сказал Сигизмунд. И замолчал.

* * *

Во время чаепития в «Морене» Сигизмунд вдруг спросил Федора:

— Кстати, Федор, не проконсультируешь ли вот по какому вопросу: что положено человеку ожидать от крещения?

Федор сразу собрался и ответил четко и браво:

— Спасения и жизни вечной. — И осторожно запустил щуп: — А вы что, креститься надумали, Сигизмунд Борисович?

— Да нет, я так интересуюсь, теоретически… Меня мать еще в детстве покрестила, между прочим, в католичество… Мне тут вчера историю рассказали…

Выслушав аськину историю о Казанском соборе, Федор немного подумал и ответил решительно:

— Поп, конечно, говно. Мне вот отец Никодим не поленился полчаса мозги вправлять. А до остального, говорит, Федор, и сам дойдешь, если подопрет… Попы, кстати, тоже разные бывают. Бывают и ничего, а бывают — такие зануды! Но только на наше православие это не распространяется. Православие — оно правильное. Потому как четкое.

От спокойной казарменной убежденности Федора Сигизмунду вдруг стало значительно легче.

— Ты спроси еще этого своего отца Никодима: вот если человек умер и его кремировали — он точно потом не воскреснет или как?

Федор прищурился.

— Помер у вас кто, Сигизмунд Борисович? — очень осторожно осведомился он.

— Да нет, узнать просили… А я не знаю и узнать не у кого, разве что у тебя.

— Считается, что не воскреснет, — озабоченно проговорил Федор. — Но я на всякий случай еще проконсультируюсь дополнительно. Ладно, поеду. — И уже в дверях остановился. — Да, Сигизмунд Борисович, протрава кончается. Завтра привезли бы.

— Хорошо.

Федор ушел.

Светка стала собирать чашки. Она уже собралась идти их мыть, когда Сигизмунд сказал ей в спину:

— Светлана, бумаги для налоговой готовы?

Светлана замерла, излучая страх. Потом сказала:

— Нет.

— Слушай, чем ты занималась два дня? На кой нам штрафные санкции? Поставь ты эти чашки. Иди сюда.

Светка послушно сгрузила чашки, подошла к Сигизмунду и встала перед ним, сцепив пальцы.

— Что?

— Что с тобой происходит?

— Ничего.

— Ты работать собираешься?

— Собираюсь.

— Ты понимаешь, что у нас бюджет!.. — заорал Сигизмунд. — Вот так у нас бюджет!.. — Он провел пальцем по горлу. — Вот так!.. Еле сводим!.. Сейчас еще штрафные навесят!.. Ты это понимаешь, ты, бухгалтер!.. Ты на штате сидишь!..

— Понимаю, — совсем тихо сказала Светка.

— Кому мне зарплату не платить? — спросил Сигизмунд. — Федору или Людмиле Сергеевне?

— Мне, — прошептала Светка.

— Я тебя уволю! В чем дело? Да сядь ты.

Светка села. Помолчала еще немного. Глаза набухли слезами.

— Ну? — уже мягче повторил Сигизмунд.

— Я беременна, — прошептала Светка. — Анализы показали…

— Какой срок?

— Три недели…

— Сколько тебе нужно?

— Чего нужно?

— Денег, чего… Ты будешь прерывать?

— Я не знаю! — сказала Светка и бурно разрыдалась.

Сигизмунд дал ей время поплакать. На душе у него сгущались тучи. В маленьких фирмах, вроде «Морены», главная нагрузка лежала на бухгалтере.

Потом Сигизмунд взял Светку за руки и проникновенно проговорил:

— Светлана. Мне нужен бухгалтер. Ты без меня знаешь, что беременная женщина

— не работник. Кормящая — тем более. Если ты решишься… я тебе помогу. Ну, деньгами. Оформим. Не беспокойся.

— Что — «решишься»? — пролепетала Светка.

— Что, что… Муж–то у тебя бюджетник. Когда он в последний раз зарплату получал? Ты соображай. Ты ему сказала?

— Да…

— А он что?

— Говорит, сама решай…

— Ну вот ты и решай.

— Что?

— Света, я не смогу тебя держать в штате.

Светка встала. Лицо у нее разом сделалось мокрое: текло из глаз, из носа.

— Сигизмунд Борисович, можно, я уйду? — спросила она шепотом.

— Иди, — сказал Сигизмунд. — Ну, иди, иди…

Светка схватила сумку и убежала.

Несколько секунд Сигизмунд тупо смотрел на дверь, а потом схватил себя за волосы и несколько раз стукнулся лбом об стол. Так. Только этого не хватало

— остаться без бухгалтера. Не станет Светка делать аборт. Рожать она будет. Нищих плодить. Остаться без бухгалтера — это катастрофа. Особенно при нынешнем положении «Морены». И с улицы просто так бухгалтера не возьмешь…