Владимир Фалеев - Третий глаз

Уже стоя на палубе, держась за поручень, Даша помахала Зоту, оставшемуся на берегу, не зная, что и думать о нем.

Приезд проверяющего Тихона Ефимовича Фокина ускорил и без того стремительный ритм жизни Стрелецкого, тем не менее Павел не успевал решить за день все проблемы и задерживался в управлении по вечерам.

Два дня назад поселок и базу на станции Примыкания покинула механизированная колонна, передислоцированная далеко на север, на один из будущих разъездов железной дороги. Во избежание скандала при Фокине Корзухину настрого приказали самолично проследить, чтобы оставленную слободу не спалили — туда даже назначили сторожа. Самоуверенный комсорг пообещал Стрелецкому выяснить наконец, кто и зачем поджигает покидаемые строителями поселки. В девятом часу вечера он влетел в кабинет Павла. Целый день Вадим мотался на «газике», устал, воротничок его белой сорочки потемнел на сгибе у шеи.

— Ничего не выяснил… — Он плюхнулся на стул.

Корзухин сбивчиво рассказал, как была организована отправка людей из слободы. Он лично наблюдал: женщины перед посадкой в автобусы заботливо запирали двери домов, сараев, закрывали на засовы ворота, будто собирались вернуться назад; с болью расставаясь с садиками и огородами, они плакали у заборов…

— Лучше переселять людей осенью, чтобы они хоть картошку выкопали, — высказал мнение Корзухин.

— На новое место людей надо определять до распутицы и холодов, — возразил Стрелецкий. — Что со слободой?

— Целехонька! Дома заселены пестрым людом… А горсовет не берет поселок на свой баланс.

— А ты где был? — не сдержался Павел.

— В Горсовет ездил… — оправдывался Вадим. — Сегодня, к концу дня, когда примчался на «газике» в слободу, все дома были захвачены. Горожане поналетели, будто скворцы, расселились с ребятишками. Окна стеклят, ворота чинят, доски к заборам приколачивают…

— Нам эти времянки не нужны, — облегченно вздохнул Павел.

— Погоди-те! Тут дилемма или, как ее, проблема! Приехал я из горсовета, а меня поселенцы окружают, забирают в плен. — Вадим изобразил руками кольцо. — Только что без винтовок. Из машины да под рученьки, как на расправу, ведут к котельной. А мне известно, что оборудование котельной демонтировано. Поселенцы в крик: почему, мол, такое, разве мы не советские! Если ты бывший хозяин слободы, почему нет тепла в домах, нет радио, электричества? Школа пуста, магазин закрыт, почтальона нет, маршрутный автобус не ходит… Такой пейзаж!

— Пейзаж не наш: поселок временный, жилье старое, лачуги… Тебя просили сберечь слободу от пожара, передать горсовету. Вот и все. Мы его обслуживать не станем, у нас другие задачи: мы строим железную дорогу.

— Но ведь котельную мы раскулачили, — возразил Вадим. — Горсовет в разбитом наличии не возьмет! Другие хутора, может, мы сжигали?

— Нет, их сжигать мы не собирались. Более того, надо все-таки выявить хулиганов…

— Вернулась из командировки воспитательница Ивушкина. Я с нею беседовал…

Подробно передав содержание разговора с Дашей, Вадим заключил:

— Зота Митрофанова поджигателем не считаю. И воспитательница так же думает. А вот его теория о третьем глазе странноватая. — Корзухин хмыкнул…

…Вадим ушел. В опустелом управлении стояла тишина, только слышался голос дежурной радистки, да где-то раздавались шаги вахтера. В окно веяло приятной вечерней прохладой. Пора домой.

На крыльце Павел вдохнул прохладу полной грудью. Небесный купол утыкан мерцающими звездами, над домами зависла апельсиновая долька луны. Павел сошел с крыльца, ощупал сухую, шершавую кору тополя, растущего под окнами его кабинета, постоял, прислушался: за корпусами общежития звенела гитара, беспечно смеялись девушки. Неторопливо пересек площадь, размышляя, что положение главного инженера отдаляет его от людей, сковывает… Домой идти не хотелось: жена с дочкой возвратятся через неделю… В гости пойти к кому-нибудь? Представил Соню и плюнул себе под ноги. Завернул за угол дома, чтобы пройти к своему подъезду, но грудной женский голос привлек внимание — вроде бы знакомый… Сквозь листву кустов увидел на скамейке, освещенной фонарем, Дашу и широкозадую толстуху — коменданта общежития. Силуэт Даши картинно прописывался, она жестикулировала, объясняя что-то про вязанье.

Закурил и побрел по колдобистой дороге в другую сторону, вспоминая, как его критиковали на сессии горсовета за то, что не может замостить эту дорогу. А денег на проулок возле управления нет, потому что все деньги целевого назначения — для строительства железной дороги, а не городских проездов. «Не дам, ни рубля не дам!» — мысленно ответил депутатам и подумал: «А вот если заставят, то придется идти на нарушение…»

В голову пришло: посоветоваться по этому делу с Фокиным. Тихон Ефимович с утра занимает стол в кабинете начальника управления, а Павел вынужден сидеть за столом в старом своем кабинете, хотя и считается исполняющим обязанности начальника стройки. Осторожный и забывчивый Фокин поминутно черкает что-то в толстой тетради, требует от служащих документы. Сегодня пригрозил Павлу: «Если наверху не изменят решения, не дадут санкции на то, чтобы вкладывать средства во вторую очередь магистрали, то за Шестаковский мостик придется отвечать…» Впрочем, министерство и обком партии об этом мостике уже знают и хорошо понимают, что дорогу строят к Нефтяным Юртам, что Искер — промежуточная станция, но… без приказа свыше маневрировать средствами все-таки непозволительно.

В облисполкоме Фокин беседовал с председателем, не скрыл от него самочинной мальчишеской прогулки Стрелецкого на катере по реке, попытки угостить его, Фокина, ухой из карасей… О чем там еще был разговор, Павлу неизвестно.

От выпавшей на траву росы отсырели носки на лодыжках. За кустами под берегом реки перекликались гудками катера. Павел шел и шел по тропинке пустыря, удаляясь от здания управления. На противоположном берегу еще гудела работа: ворочался тяжелый невидимый маховик, скрежетала лебедка. Где-то вскрикивал, вплетая торопливый голос в шум пробегающих одиночных грузовиков по автостраде, дергач. А в деревянно-каменных квартирах города, загородивших темными тенями горизонт, уже гасли огни.