Джаферд Кин - Билоны

Дьявол молчал. «Пусть думают, что я готовлюсь к переговорам с САМИМ», — решил он для себя. Внутри в нем все клокотало от бешенства и презрения к массовому идиотизму соратников. Но что он мог им сказать? Что сбежал от непознаваемой даже его разумом силы, а потому не способен объяснить сути происходящего на Земле. А может, прямо выступить с заявлением, что за их убежищем витает непреодолимая угроза, способная при малейшем ее касании мгновенно поглотить разум всех существ антимира. Нет! Ни в коем случае! Дьявол понимал, что любая попытка остановить, охватившую соратников эйфорию, вызовет у них довольно решительный отпор. Он не находил ни одного веского аргумента, который бы позволял ему обратить сознание соратников к реальности происходящего за пределами антимира без потери своего лица — образа уверенного в своих безграничных возможностях Дьявола.

Однако что-то надо было говорить и делать. Ему не следовало отмалчиваться и отлеживаться в одиночестве. Вряд ли его кто-нибудь мог обвинить в трусости. Трус против Бога не пойдет. Это понимали все. Нетрусливый подлец с лидерскими амбициями и неустранимой гордыней — то же самое по масштабу личности, что и сверхмужественное благородство: обоим под силу великие дела. Но тогда, почему он молчит, откуда, столь несвойственная ему пассивность? Всему многомиллионному сообществу падших ангелов ясно, что реальный мир приглашает к диалогу антимир, а у него, у великого Дьявола, сомнения. Тогда объясни — почему?

Рано или поздно разъяснения давать придется. А делать это Дьявол не собирался. В своем антимире он, по примеру Создателя, не считал необходимыми объяснения окружению собственных поступков и принятых решений. Его никогда не интересовало мнение других, ум которых априори был настроен на непогрешимость разума и воли Дьявола. Так было всегда — все предыдущие шесть миллиардов лет. Но сегодня, происходящее за пределами антимира, не позволяло Дьяволу, просто так, отмахнуться от мнения соратников. Преданный раб, иногда, нуждается в подпитке эликсиром равенства и обращения внимания на его, страдающие удаленностью от хозяина, чувства. Можно внутри своего разума сколько угодно насмехаться над его интеллектом, но никогда не следует давить в нем стремление дать тот «единственно правильный» совет, который реально поможет хозяину. Обычно такое стремление искренно. Все это Дьявол прекрасно осознавал и, поэтому, по крайней мере, внешне, благосклонно поддерживал, витающее в антимире, настроение служивого большинства. Он отнюдь не собирался оставлять сколько-нибудь долго всех своих сторонников в неведении об истинности, пришедшего из глубин Вселенной на Землю, явления, так возрадовавшего их разум. Только это произойдет, когда ему самому окончательно станет понятен его смысл.

Неожиданно его мысли отвлеклись на нарастающий шум, исходивший от носящейся по антимиру армии соратников. Дьявола уже начала раздражать, устроенная ими вакханалия от ощущения приближающейся победы над добром. Он уже собирался минимальным колебанием своей воли заставить всех замолчать, как до него дошло содержание бурно обсуждаемой темы. На какое-то время ему даже стало не по себе от услышанного. Его соратники — те, кто, не задумываясь, вручил свою судьбу разуму Дьявола, кому он предоставил самое вожделенное — неограниченную в пространстве и времени антимира свободу и безнаказанность уничтожения во Вселенной и на Земле добра во имя власти зла, обсуждали проблему возврата, отобранных у них когда-то в Божьем доме, душ. Обсуждали яростно, с таким объемом извергаемой на САМОГО и ЕГО ВОЛЮ злобы, что ее сконцентрированная энергия, вылившись наружу, грозила взорвать любимую Дьяволом земную конструкцию антимира, подобно извержению энергии, наблюдаемому при зарождении новой звезды.

— Я никогда и не предполагал, что они так намаялись без своих душ. Мне казалось, что они навсегда забыли об их существовании, — подумал Дьявол. — Зачем она им? Договорено же было со всеми, что суть и красота антимира в его бездушии и бездуховности. Да, впрочем, неважно зачем. Важно не дать им понять, что их души не там, в Божьем доме, в непреступном для их разума хранилище ЕГО ВОЛИ, а у меня, здесь, в антимире. Это моя воля спрессовала их в единую незримую и неощущаемую разумом соратников античастицу, которая обречена на вечное существование только в орбите моего «Я». Интересно, а как они вообще себе мыслят сам механизм получения своих душ у ЕГО ВОЛИ? Возможность только одна: покаяться и просить прощения души у Создателя.

Его передернуло оттого, что кто-то со своим ничтожным в сравнении с ним разумом, презрев табу, установленное в антимире на обсуждение любых тем о покаянии душ, решился ворошить запретную тему.

— Распустились! — злорадно усмехнулся он. — Неужели непонятно, что нельзя каяться и просить прощения того, чего нет в твоей бестелесной форме? ЕГО ВОЛЯ — носитель почти эквивалентного мне разума, никогда не опустится до такого унижения, как рассмотрение просьбы бездушного существа о прощении и покаянии. Для него, как и для всех в Божьем доме, эти существа — ничто. Там тоже есть табу на соответствующие темы и действия. И уж в том, что запрет никто не посмеет нарушить, можно быть абсолютно уверенным.

Дьявол не без удовольствия почувствовал, как его ощетинившаяся гневом на соратников воля постепенно принимает свойственное ей спокойствие и рассудительность все видящего и все понимающего высшего разума антимира.

— Вот так! Чудаки вы, чудаки! Ничего у вас не получится! — заключил он, но уже с теплотой, которая иногда нисходит и на изуверов тоже. — Упаси, правда, меня от того, чтобы у кого-то из них зародилась мысль искать свои души по всему антимиру. Этого нельзя допустить даже как потенциальную возможность. Надо бы еще раз с особой тщательностью почистить от подобной инициативы разум всех падших ангелов.

Отвлекшись на все эти размышления, Дьявол вдруг почувствовал, что тема души не просто проскользнула по его разуму, а напротив, начала властно заполнять все имеющиеся в нем свободные лакуны. Переполняя их, она, как разом вырвавшаяся на свободу из резко опрокинутого ведра вода, накрыла все смешавшиеся в разуме Дьявола мысли о соратниках, о застывшем в ожидании чего-то грандиозного сознании людей, о выдавившей его в антимир Вселенской силе. Мысль о душе осталась единственной и главной. Она, как мощнейший пульсар, с неимоверно точной периодичностью, сжатой до тысячных долей секунды, посылала свои импульсы разуму Дьявола. Он чувствовал, как она требовала принять ее, не откладывать на потом, не бежать от нее прочь, как от проклятого прошлого. Накатываясь своими волнами на разум, эта мысль заговорщически шептала ему: «Я помогу тебе. Ты впусти меня в свой разум, и тебе откроются ответы на вопросы, заставившие его страдать. Плохого не будет, впусти».