Ольга Онойко - Море Вероятностей

Вася широко раскрыл глаза. Потом нахмурился, отступил от окна на шаг и внимательно посмотрел на Ледрана. Милейший координатор оперативного отдела выглядел ровно так же, как всегда. Ничуть, совершенно, категорически он не походил на человека, рождённого в линейке насилия.

Координатор вздохнул и опустил веки.

— Это я потом узнал, — сказал он. – После смерти.

Вася прикусил губу. Он всегда думал, что Ледрана выдёргивали из родного мира так же, как самого Полохова: с тёплого насиженного местечка. Из какого‑нибудь уютного домика с камином, резными наличниками и сотней сортов чая в скрипучем шкафчике. Упрашивали и жаловались, что людей нет, работать некому. Делали щенячьи глаза…

— Я был солдатом, — объяснил Ледран. – Погиб в бою. Я верил, что сражаюсь за правое дело и попаду в рай. Но умер и увидел, что обещанного нет. Нет рая. Нет ничего. И тогда появился он.

Полохов сглотнул. Ему совсем не хотелось этого знать, но прервать Ледрана он не мог. Глаза координатора затуманились, он размышлял вслух:

— Я подумал: какой мерзкий тип. Он показался мне отвратительным. Я не сразу понял, почему. Там, откуда я пришёл, гибли миллиарды, а он улыбался. Весёлый и беззаботный. Он ничего не боялся. Не потому, что сошёл с ума или принял наркотики. Ему просто нечего было бояться, во всём Море Вероятностей – некого и нечего. Это был Аспирант. Аспирант вёл проект Вселенных Страдания.

Ледран замолчал.

«У него нет шрамов, — подумал вдруг Вася. – Их нет потому, что он умер». Ему стало до жути стыдно, так стыдно, что захотелось убежать и забиться в какой‑нибудь угол. Он ведь постоянно жаловался Ледрану, как ему тяжело живётся. Иной раз нарочно выходил на связь, чтобы пожаловаться, и чтобы добрый координатор поохал и посочувствовал.

— Он сказал, что я подхожу и он меня забирает, — закончил Ледран, сел на край стола и сложил на коленях огромные руки. – Почему со мной всё время это случается? Кто‑нибудь приходит, говорит, что я подхожу и меня забирают… Вот так я тут и оказался. А тут, если подумать, не так уж и плохо. Знаешь, что меня больше всего удивляло на первых порах? Нет, не чудеса. Чудес было слишком много, чтобы им удивляться. Но очень странным казалось, ты не поверишь, то, что здесь ни у кого нет охраны. Вообще нигде нет никакой охраны. Даже почётной. Ты посмеёшься, а мне это и правда казалось странным.

Вася не то что не смеялся, а даже притвориться бы не смог. Он видел, что Ледран разговаривает сам с собой, просто болтает, как обычно, что он вспомнил о плохом, немного погрустил и оттаял. Ничего особенного, миляга Ледранчик в своём репертуаре, тот ещё трепач и славный сплетник… У Васи мёрзла спина.

— Потом я увидел, как Эрик выгуливает собак, — говорил координатор. – И понял, что нет тут ничего странного. Гибельные Псы, Охотник и Ликвидатор… А они совсем не плохие люди, архитекторы. Они просто многомерные. У них нет масок, но очень много подлинных лиц. Они бывают милыми и смешными, и они правда милые и смешные, но они не исчерпываются этим. Что бы ты ни думал о них – они окажутся больше.

«Блик», — подумал Вася и повторил вслух.

— Но мне поначалу было трудно, — вдруг признался Ледран. – Я ведь солдат. Я видел, как мимо меня проходит человек, который создал Миры Страдания, который на самом деле был во всём виноват – и я не мог ударить его. Не мог его убить. Ничего не мог сделать. Этот человек сознавал, что даже при успехе проекта несчётные миллиарды жизней будут погублены, миллиарды душ уйдут в отвал, как шлак, пустая руда. Это его руки обагряла вся пролитая нами кровь. Все наши муки были на его совести. Это делалось ради того, чтобы десяток–другой избранных вошёл в Лаборатории… И знаешь, что? Проект провалился. Они не родились, эти избранные. Весь ужас и горе, вся грязь и боль оказались напрасными.

Ледран длинно вздохнул. Побарабанил пальцами по колену.

— Вот так. Меня одного забрали. Линейку закрыли. Эрик со Стариком переругались из‑за неё. Старик говорил, что аморально и негуманно уничтожать столько живых душ, а Эрик – что аморально и негуманно позволить им бесконечно перерождаться в цикле мучений… Все они милейшие люди, пока тебе есть куда от них спрятаться… Ох, Васенька, прости, что‑то я заболтался, — он грустно улыбнулся и встал. – Значит, найти источник, я запомнил. Чем‑нибудь ещё можно помочь?

Полохов поморгал и потёр пальцами веки. Нарочито зевнул, притворяясь сонным. На самом деле у него слёзы наворачивались на глаза. Очень жалко было всех. И стыдно.

— Всё, спасибо, — это вышло у него грубовато, и он устыдился ещё сильней. – Я тут… В общем, я на помощь позвал и… люди пришли. Мне помогут, Ледран. Я справляюсь.

— Ага, — покивал Ледран. – Это хорошо.

— Ну, пока.

— Удачи, Васенька.

Вася закрыл окно связи и выдохнул так, словно свалил с плеч мешок картошки. Даже согнулся и упёрся руками в колени. Повесил голову. «Это моя карма, — подумал он, — мерзкая». Самым неприятным в работе администратора локус–домена была необходимость знать массу вещей, которые его не касались и знать которые он совершенно не стремился. У Васи–оперативника хлопот стало в тысячу раз больше, но хотя бы эта обязанность отпала, и мелкие, мучительные, тягостные подробности чужих судеб больше не кишели в его сознании. «Не люблю, — подумал он. – Не люблю лезть не в своё дело. Но вот блик! Иногда дело лезет само».

А ведь сначала, вызывая координатора, он хотел ещё похвастаться ему своей волшебной помощницей… Он так смутился, что даже имени её не назвал. Всякий раз при мысли о Цинкейзе Васю тянуло заново впасть в ребяческий восторг. С каждым часом знакомства она оказывалась всё лучше. Всё чудеснее. Он просто не мог о ней говорить спокойно, он начинал нести чушь и подпрыгивать. «Я втюрился, — он эхнул и ухмыльнулся. – Втрескался по уши. А и пусть! В Цинку – любому мужику святое дело втрескаться! Ладно». Он выпрямился и расчесался пальцами. Цинка успела сообщить, что ему идут длинные волосы, так что Вася немедленно распустил хвост и с тех пор ходил лохматым. Чувствовал он себя придурком, но утешался мыслью, что девушке нравится – значит, надо.

«Жалко Ледрана, — подумал Вася. – Не буду больше ему ныть. И вообще, пора завязывать с нытьём! Девушки нытиков не любят». Придя к такому выводу, Полохов ощутил в себе твёрдость и решительность. Он выпрямился и сжал кулаки. Да, он – оперативный агент, воин и командир. Он выслеживает преступников и сражается со злом, стойко и непримиримо, как подобает мужчине. И он завоюет девичье сердце.

Цинкейза, Цинкейза! О, укройте её зарёю, увенчайте её радугами, ибо она прекрасна. О, Цинкейза, цикада, царица!.. Вася издал нечленораздельный стон восторга. Углы рта потянулись в стороны.