Федор Березин - Голован

Короче, доктор и ветеринар Гаал имеет бесценный личный опыт непосредственного наблюдателя. Потому, когда кое-кто из членов команды предположил, что в деле ядерные боеприпасы, я сильно засомневался. Хотя, конечно, мало ли? Может, кто-то из выживших, подобно Стране Отцов, государств, продолжает развивать науку — понятное дело, какую — и уже изобрел какую-то новую оборонительно-наступательную хрень? Или, допустим, подрыв подземный? Конечно, неплохо бы запустить наверх аэростат, чтобы поискать на чаше мира грибоподобное дымное образование, но только сумасшедший решится сейчас посылать людей на деревья. Жуж Шоймар, естественно, малость тронутый, но все же не сумасшедший. При недавнем сотрясении с деревьев ссыпалось все, что «плохо лежало». Да что там, с деревьев! Здесь, внизу, на твердой, покрытой мохом почве, многие из членов группы умудрились упасть. Где-то поблизости с жутким треском сломалось дерево. Совсем рядом с нами с ветки свалилось нечто мохнатое, может, большое кошачье или даже не известная науке гигантская обезьяна. Упало, впрочем, удачно, ибо тут же вскочило и дало стрекача. А в общем, сотрясения почвы продолжались несколько минут, не меньше. Вот тогда и высказалась мысль о ядерном ударе поблизости.

Я все же склонялся к мысли, что всему виной землетрясение. Не уверен, конечно, сам-то никогда землетрясений не переживал. Так что напирать со своей версией не стоило. Да и как было проверить? Как уже сказано, послать кого-то с зондом в верхний ярус джунглей, когда деревья только по странной прихоти природы не полопались и не рухнули скопом, было невозможно. Если бы тряхнуло в момент восхождения, то разведчиков размазало бы в кисель: люди — не кошачьи, они похрупче будут.

В общем, явление следовало уверенно занести в список необъяснимых. А куда деваться? Данная категория списка пополнялась ныне чуть ли не ежедневно.

Мы перли через этот колдовской — как еще назвать? — лес и тупели, тупели. Жара, влажная слизь на немытом теле, тяжелая работа по перестановке ног — ать-два! Ать-два! И груз на мокрой спине — шир-шир! Шир-шир! Болят все мышцы, тело чешется в разных местах — там, где до него добралось что-нибудь кровососущее. Летающее или же ползающее — без разницы. Кобур с «меньхертом» сдвигается на середину и колотит в промежность. Надо бы протянуть его по ремню куда-нибудь за спину, но тогда уж точно не успеешь достать, если что. В смысле, нападение чего-то плотоядного. Конечно, я мало надеюсь на свой короткий десятимиллиметровый ствол, и вообще за все время только и прихлопнул, что одного паучару и две змеи. В плане обороны я, конечно, более всего полагаюсь на ребятишек-гвардейцев. Вот где наша сила. Но если что-то свалится с верхних веток или с лианы непосредственно на меня — они могут не успеть. Правда, имеются сомнения, что я сам выйду из коллапса, умудрюсь расчехлить кобур, извлечь «меньхерт», снять с предохранителя, взвести, направить, куда надо, и, наконец, выстрелить. При этом попасть не в себя и не в бредущего соседа впереди, а в цель. А почему существует опасность разрядить «меньхерт» в себя? Да потому, что то кошачье или, там, паучачье, змее-, древо-, крокодиловидное и далее по списку, кое сиганет сверху, окажется висящим на мне уже через полсекунды.

Спросите, почему бы не нести пистолет в руке, взведенным и с досланным патроном, а палец заранее держать на курке? Ну, тогда, как говорится: «У вас в походе несчастные случаи были? — Будут», ибо спотыкаться о корни приходится часто. Бывает, и падаешь. Со взведенным многозарядником такое будет особо приятственно. Выбросить магазинную машинку на фиг? Ага-ага! Между прочим, в нашем отряде туземцы-людоеды… В смысле, последнее не исключено и в порядке вещей. А еще носильщики-рабы. И чего этому рабу терять, собственно? В общем, поскольку я все-таки член клуба рабовладельцев, ибо оные рабы в нашем коллективном пользовании, то мне положено быть при огнестрельной сбруе. Смутно верится, что в случае вспыхнувшего бунта, о возможности которого на каждом инструктаже напоминает Маргит Йо, статус врачевателя изменит что-либо в моей судьбе.

Вообще-то картинки всей этой вероятной жути в мозгу давно не возникают. Мы слишком выдохлись и слишком отупели. Хотя почему я, собственно, обобщаю? Вполне вероятно, что это только я выдохся и отупел. Это я из слишком мягкого теста. Оказывается, участие во Всеобщей Атомной нисколько меня не закалило и не покрыло спасительной хрустящей корочкой. Но в мире имеются люди другого покроя. И кто бы мог подумать, что не какие-нибудь аборигены-марайя, которым здесь дом родной?

Например, Дам Залата. Вполне себе так шпак-интеллигент. Радиоинженер, все-таки. Тем не менее он не только волочит на себе неподъемные аккумуляторы, кои по весу и «удобству» далеко превосходят мои скромные медицинские пожитки. Он еще умудряется не падать на привале замертво, а разом с напарником монтировать свою чудо-рацию, подсоединять эти самые аккумуляторы и даже, в целях экономии, иногда крутить динамо-машинку. А главное, внимательно и с живым интересом прощупывать эфир. Оба штатных радиста — наши глаза и уши. То есть, они бы стали ушами, если б вся площадь Топожвари-Мэш не застряла в палеозойских временах, когда о радиоэфире никто слыхом не слыхивал. Впрочем, как и о человеке тоже.

Только ныне в этой мезозойско-архейской шкале что-то заклинило. Сдвинулось не туда.

— Командир! — Риши Элеме, пожалуй, единственный, кто величает Шоймара так, как тому бы хотелось. — У нас устойчивые сигналы. Причем уже третья засечка.

— Что-то важное? — Шоймар смотрит сонно — прикорнул на привале.

— Голосовая модуляция. Язык неимперской группы. Общаются кодированно. Но главное даже не это.

— И?

— Наложение антенных диаграмм само по себе, ну и наше смещение при засечках оно…

— Давай к делу, корнет!

— Этот парень с рацией… он от нас не больше чем в трех километрах.

— Что?! — Жуж Шоймар вскидывается: его проняло.

Народ людей утверждает, что мир огромен. Моя шерстистая сущность им почти поверила. Особенно когда прошла часть этого мира насквозь. Но оказывается, мир маленький. Ведь, следуя той же людской логике, только в маленьком мире может быть столь немного людей и голованов, чтобы отдельные особи сошлись друг с другом не единожды. Причем на только Мягкой Лапе из Пещеры известной дали относительно первого пересечения.

Но моя сущность в слишком малом возрасте попала в мир народа людей и слишком долго жила с ними. Она даже разучилась сливаться с Мягкой Лапой по-настоящему. Потому не обратила внимания, отмахнулась, как от мухи, когда какое-то озарение кольнуло впервые.