Николай Удальцов - Что создано под луной?

Но с другой стороны, афоризмы о власти Советов – были, очевидно, не его делом.

«Как еще посмотрят наверху на такую самодеятельность?» – подумал он еще раз.

«Конечно, надо бы согласовать…» – «Но, ведь мы одни. Если, что – скажу, что я ничего не говорил…»

И все-таки, фраза так понравилась самому профессору Юдину, что он опять повторил ее.

И довольно улыбнулся.

Правда, сделал это уже без всяких восклицательных знаков:

– Власти Советов нужна власть законов.

Риолю показалось, что профессор Юдин улыбается не своей улыбкой, когда улыбается, а когда говорит – говорит не своими словами.

И тогда, девушка, нарисованная углем, словно вспомнив что-то из своей прошлой жизни, проговорила:

– А я думала, что власть законов нужна, прежде всего, для того, чтобы ограничивать власть…

Профессор Юдин замолчал.

И пока он молчал, Риолю показалось, что кабинет, в котором они находились, стал изменять свою форму.

Комната, из слегка прямоугольной, почти квадратной, стала превращаться в вытянутый коридор, который становился все уже и теснее. А вместо окна, в самом дальнем конце коридора появилась кирпичная кладка.

Риоль несколько раз мотнул головой, сбрасывая с себя наваждение, и кабинет вновь принял свою форму.

А профессор Юдин, отчего-то понизив голос, подошел к Крайсту и сказал:

– Коллега, по-моему, нам с вами необходимо выйти.

У меня есть к вам приватный, так сказать, разговор.

– Я к вашим услугам, коллега, ответил Крайст, и двинулся вместе с профессором Юдиным в соседнюю комнату.

Того, о чем совсем не долго говорили они за дверью, никто из присутствующий в кабинете не слышал.

Дело в том, что Сергей Сергеевич давно усвоил нехитрую, хотя и неписанную истину: от ума до отрицания социализма, а, значит, до очень больших неприятностей – один шаг. А опыт работы на идеологической ниве позволял ему безошибочно делать стойку на любую разумную мысль.

– Скажите, профессор Назаретов, вам не кажется, что некоторый высказывания ваших спутников не совместимы с социалистическими позициями? – Скажите, профессор Юдин, вы увидели это, поняв, каковы взгляды моих спутников или поняв, каков социализм?..

Тут даже Риоль почувствовал, что дело пахнет очередной утратой спокойствия хозяина:

– Интересно, к разведке какой страны он припишет меня?

Но Крайст в очередной раз вернул покой и безмятежность в душу немятежного профессора:

– Ваши ученики были так любезны, что рассказали о ваших литературных успехах.

Давайте поговорим о литературе.

– С удовольствием, – потирая ладошки, вдруг ставшие пухленькими, ответил профессор Юдин.

Сергей Сергеевич был уверен в том, что разговор о литературе не грозит ничем опасным.

Как и еще очень многие – он недооценивал литературу.

– Больше того. Я с радостью подарю вам свою новую книгу.

Правда я не бог, но кое-что у меня получается.

Крайст поднял на декана свои голубые глаза, потом опустил их.

И поднял вновь:

– Работа писателя сложней, чем работа Бога.

Бог только создал мир, а писателю приходится его объяснять…

Профессор Юдин протянул Крайсту довольно толстую книгу, страниц этак на шестьсот, в картонном, но, не смотря на это, кажущемся массивном переплете.

Книга называлась «Юность беспокойная моя».

Крайст с благодарственной улыбкой принял этот подарок, едва заметным движением кисти прикинул его приблизительный вес, и после не долгих пререканий с автором:

– Ну, прошу Вас.

– Что вы, это не скромно.

– Поверьте, мне это будет очень приятно, – заполучил автограф Сергея Сергеевича на титульный лист фолианта.

– Только прошу не считать это автобиографией. Скорее, это несколько обобщенная оценка прошлого, – скромно подвел итог автор. Искариот принял из рук Крайста книгу профессора Юдина, положил ее в откуда-то взявшийся портфель типа «дипломат», и не удержался от шепотных слов:

– Если бы своевременно не обобщали прошлое – прошлое нечем было бы оправдать…

Профессор Юдин не слышал слов Искариота, и это было подарком ему в его звездный час.

Не причинно, а просто так, но все-таки невдруг, он почувствовал то, как надоели ему и история КПСС, и история, пишущаяся под контролем КПСС.

И улыбки почти незнакомых ему людей, деливших с ним кабинет, показались профессору важнее, чем все похвалы его собственных коллег по работе на кафедре.

– А, может, правда, выйти на пенсию, да заняться литературой? – подумал он, – И забросить к чертовой матери все эти дурацкие даты, съезды, постановления.

И долбаный коммунизм, как электрификацию всей страны, который пообещали людям через двадцать лет, а все никак не сядем в поезд к светлому будущему, а только суетимся и толпимся на перроне, и непонятно – почему не садимся.

Да и вообще, электрификация – разве это идея? Как будто нельзя электрифицироваться без чертовой советской власти?

Вот, Братскую ГЭС построили, а коммунизма как не было видно, так и не видно. Саяно-Шушенскую и Красноярскую ГЭС построим, и опять, вместо коммунизма получим фиг, даже без масла, а с речами козлов из ЦК.

И как надоело повторять: «Мы сделали свой социалистический выбор!»

Да никакого выбора я не делал.

И не выбор это, а приговор.

– О чем вы задумались, профессор? – очень мягко, почти ласково, спросил Сергея Сергеевича Крайст.

Но профессор истории КПСС уже победил в Сергее Сергеевиче непрофессора:

– Я подумал о том, какой огромный потенциал заложен в нашем, самом прогрессивном методе – социалистическом реализме, – ответил профессор Юдин.

Казалось, что этими словами Сергей Сергеевич старался убедить, прежде всего себя, и оттого, он выглядел очень неубедительно.

Риоль услышал как девушка, нарисованная углем тихо спросила Крайста:

– Что такое соцреализм?

– Это такое направление в искусстве, которое показывает жизнь не такой, какая она есть, а такой, какой жизнь должна быть, чтобы замаскировать то, какая она есть на самом деле…

– В таком случае, – проговорил как-то сразу погрустневший Крайст, – Открою вам одну тайну. Дело в том, что доцент Правдин тоже имеет некоторое отношение к литературе.

– Он пишет?

– Скорее, он является героем многих литературных произведений.

Хотя, писать ему иногда доводится.

И думаю, доцент Правдин подарит вам какое-нибудь из тех произведений, к которым он имел самое прямое отношение.

– Буду очень рад, – немного подозрительно ответил профессор Юдин. И подумал: «как бы не подарили какое-нибудь издание «Посева»».

Слова Крайста не застали Искариота врасплох.

Он вновь вытащил из-под кресла свой кейс, и открыл его так, что крышка прикрыла содержимое портфеля от всех остальных.

Только девушка, скачанная с интернета, сидевшая на стуле, стоявшем позади кресла Искариота, смогла, перегнувшись через плечо «доцента Правдина» увидеть то, что тот делал.

Читать дальше