Райво Штулберг - Химеры просыпаются ночью

Ноги сами выпрямились и повлекли к перрону. Было не людно, но и в столь ранний час кому-то куда-то надо было ехать. Людям всегда надо куда-то ехать, у них постоянно имеются всякие дела, желания и цели, за которыми надо тащиться в то или иное место. В городе снуют средства передвижения, набитые до отказа живыми телами. Неужели всем все время куда-то требуется попасть? А мне? Так ли это нужно?

Нужно. Чтобы не поймали, чтобы не подумали, что я живу здесь.

План возник мгновенно. До вечера успею вернуться окольными маршрутами. Сегодня воскресенье, а потому на работе не хватятся. А матери совру что-нибудь, ей все равно плевать.

Можно в Богуслав, а можно в Вышгород. Нет, Вышгород слишком близко. Тогда Богуслав? Или… Мысли сразу спутались, голову охватило вязким горячим туманом.

Купил билет до Богуслава. Стоял на перроне и все ждал, что вот-вот появится она . Почему-то твердо был уверен, что все будет, как в том сне. Но ее все не было. Подошел автобус. Я прошел на свое место, опустив глаза. Почему-то не хотелось видеть лица. Плотные, обтянутые кожей, с дырками, ведущими прямо внутрь организмов. Мы тронулись. Рядом сидел какой-то рыболов или дачник, весь в удочках, корзинках, пакетах… По счастью, он не пытался завязать разговор, вряд ли я ответил бы ему что-то адекватное. Мысли то бессвязно роились, возникая из тревожного горячего тумана, то исчезали совсем, уступая место вязкой апатии. То ли я просто задремал, то ли стерлось ощущение времени. Но вдруг автобус остановился и все начали выходить. Я непонимающе осмотрелся. Уже приехали. Не может быть, что-то уж совсем быстро.

Не имея ни малейшего представления, куда идти, я сначала постоял у низкого здания автовокзала, будто вдавленного в асфальт, потом бесцельно двинулся вперед. Низкие дома, засыпанные мусором улицы… Вышел на какой-то подвесной мост и медленно побрел по нему. На другом конце стояла парочка и целовалась. Я замедлил шаг и остановился: это была она . И она обнимала другого , хлыща в кожанке, который ее наверняка трахал во все дыры, а она валялась под ним, расширив ноги. Сволочь поганая. Не меня выбрала, а этого урода, мачо долбанного на голову, но с большим членом, который может долго стоять и удовлетворять ее .

Я остановился поодаль и облокотился на перила. Внизу в серой воде медленно проплывали желтые листья. Это хорошо, что вода. Будет, где скрыть ее потом, когда все закончится.

Снова нахлынуло волнение. Ослабевшие пальцы мелко задрожали, нащупывая во внутреннем кармане твердое короткое лезвие.

Все планы портил этот в кожанке, но избавиться от него не было совершенно никакой возможности. Только выжидать, как зверь в своей засаде. И как можно столько долго целоваться? Какой у нее язык на вкус? Теплый, мокрый, упругий… Солоноватая густая кровь. Дракула бы позавидовал мне сейчас. Ведь у него не было ее .

Я и правда ощутил привкус крови: сам себе прокусил язык. Было больно, но в то же время приятно. В штанах зашевелилось. Но еще не время, еще не время… Только яркие листья в тусклой воде, ее желтые волосы, такие же, как эти листья. Они поплывут и разметаются красиво. Красиво. Красиво…

Я подумал, что получился бы неплохой кадр, будь у меня фотоаппарат. Надо бы в следующий раз прихватить свою мыльницу. В проявку такое не отдашь, придется возиться самому. Но искусство требует своих жертв.

Вдруг они стали расходиться. Это было весьма удачно для меня. Пососались на прощанье и этот хрен в коже стал стремительно удаляться. Несколько раз оглянулся, поднимая руку, она стояла и тоже ему махала. Будто навсегда прощались.

А ведь навсегда.

Она прошла мимо меня и даже не удостоила своим взглядом. Конечно, несимпатичный лошок в истертой китайской куртке, с немытыми волосами. Не то, что тот самодовольный и уверенный в себе урод.

И потом удача улыбнулась мне во второй раз. Вместо того, чтобы пойти в город, она стала спускаться вниз, к воде. Я осторожно подходил сзади. Ничего вокруг не было, только ее рука, в красном рукаве куртки, только черные джинсы, обтягивающие мясистые бедра. Короткие желтые волосы. Она сидит у воды и перебирает опавшие листья. Только что она давала себя трогать везде, но не мне, а другому.

Дикая ненависть охватила все мое существо. Как же я ненавижу вас всех, шалав, знающих себе цену!

Я бросился на нее, она услышала шум и оглянулась. Но сделать ничего не успела, я опрокинул ее и вдавил в землю. Она шевелилась подо мной, я услышал «уйди, козел». Это ведь я, я был для нее козлом !

Бешенство так и вскипело в груди. Она же нисколько не раскаивается и даже перед смертью не раскаивается, она думает, что ее хотят, что ее просто хотят, потому что ее должны все хотеть, потому что по-другому не может быть, по-другому она не мыслит. Все, все должны ее хотеть. И поклоняться ей.

Только не я. Я вне ее власти. Я сам — власть над ней.

— Сука грязная! — и мой кулак врезался ей в нос. На костяшках почувствовался сладкий хруст ломаемых хрящей. Еще удар, кровь полилась из обеих ноздрей, слаба на нос баба оказалась.

Я схватил ее за горло и стал сжимать, сжимать ладони. Она дрожала, билась и хрипела подо мной. Я сидел сверху, придавив ее к земле, но она сучила ногами, пыталась вырваться. В какой-то момент ей это почти удалось, я испугался, что сейчас освободится и убежит. Я несколько раз ударил ее головой о землю. Гулкие удары, будто что-то пустое билось. Ее жизнь уходила из нее, но входила в меня через мои руки. Я прямо чувствовал прилив энергии в ладонях и продолжал сжимать их крепче, еще крепче, пока не почувствовал, как подо мной обмякло. Только теперь заметил, что сука исцарапала мне все руки. Сволочь, и ногти отрастила, намазала, чтоб ее заметили, чтоб трахали, стерву. Чтоб самцы ее замечали, а она их выбирала, мразь.

— Мразь!

Я достал вставший член и сунул ей в расслабленный рот.

— Вот тебе, теперь у меня соси.

Кажется, он была еще жива, по крайней мере, теплая. Несмотря на то, что я помогал себе руками, кончить в рот не удалось. Тогда я спустил с нее джинсы. Ляжки были жирные, целлюлитные, несмотря на стройные ноги. Между бедер — бледная щель, обросшая коричневыми волосами. Я сунул туда палец. Тепло. Потом лег сверху и запихнул член. Задница мягкая, как студень.

Раз-два — и сразу кончил внутрь. Теперь не залетит все равно.

Накатило расслабление, не хотелось двигаться. Я лежал на ней и отдыхал. Потом прислушался: сердце подо мной билось. Значит, и в самом деле все еще жива.

Убивать не хотелось. Я уже почти не чувствовал ненависти к ней. Но она могла опознать меня, так что надо было сделать все надежнее.

Я взял нож и прислонил лезвие к ее горлу. Вот, сейчас она умрет, но об этом даже не подозревает. Лучше бы подозревала — так приятнее. Даже теперь ей в падлу сделать мне приятно. Злоба снова начинала растекаться по жилам.