Наталия Сова - Королевская книга

— И это одна из причин, по которым я никогда не стану работать в штате, — перебил Горностай. — Послушайте, как гениально все получается — мы переходим в Точку Восемь — это Риор, там я хватаю короля со свитой и перевожу в Точку Десять — это Даугтер. Оп-ля! На все уходит не больше суток, все счастливы.

— Это запрещено! — Таор резко приподнялся и тут же, зажмурясь и стиснув зубы, осел на подушки.

— Невелика беда — по Коридорам пройдет несколько рыцарей, — не унимался Горностай. — Хорошо, я не буду брать их всех, так — пару-тройку. Вот увидите, этого никто не заметит. Почти никто.

Таор молчал. Разочарованный Горностай выпрямился и сказал официальным тоном:

— Учитель, это единственный способ спасти проект, но, если вы его не одобряете, я просто возвращаюсь и начинаю за вас мстить. То есть провожу собственное расследование, хотел я сказать.

— Еще чего! Ни в какие расследования, ни в какие конфликты между Клубом и Центром не суйся. Проведешь Арнику и государя в Точку Десять — и довольно с тебя.

— Так вы меня благословляете, учитель? — Горностай снова подался вперед. — Подчеркиваю — благословение мне нужно единственно для внутренней поддержки, магистр о нем не узнает. Для него вы, как и прежде, останетесь блюстителем инструкций, образцовым даймоном и безупречным офицером…

— Благоволите заткнуться, помощник шестого ранга, — в тон ему ответил Таор и добавил совсем другим голосом: — Преклони колено.

Таор легко коснулся ладонью Горностаевой растрепанной макушки, и тот издал тихий ликующий возглас. Таор прикрыл глаза — было видно, что разговор отнимает у него много сил.

— У Терна высокая концентрация внутреннего огня. Сила огромная, разрушительная, которую, к счастью, он использовал только однажды. В Точке Десять она понадобится ему снова. Напомни ему о битве у Ощеренной Пасти, попроси вспомнить до мельчайших подробностей — что он делал, в каком состоянии был. Точно в таком же состоянии он должен прочитать страницу с текстом заклятья, стоя в определенном месте Точки Десять — он знает где, на карте обозначено. И рядом должна быть Арника. Стоять рядом и читать вместе с ним.

— А она умеет? — с сомнением сказал Горностай.

— Рядом с Терном — сумеет. Еще там будет автор, который одновременно будет писать о том, что происходит. Вернее, что должно происходить. А происходить должно следующее: каждая прочитанная строчка будет исчезать.

Горностай недоверчиво покачал головой.

— Когда все закончится, оставите книгу там и разойдетесь. Точку запечатаешь.

Горностай отвел Арнику в сторонку и тихо зашептал в ухо, что на рассвете они отправляются догонять Терна и что это тайна. Арника прижала одну ладошку ко рту, а другую к груди, чтобы сердце ненароком не выпрыгнуло.

Вошла Выуявь, неся на вытянутых руках чашку с отваром. Ворча на гостя, который вконец утомил больного, и на остальных, которым делать нечего, только глазеть, она осторожно приподняла голову Таора и поднесла чашку к его губам.

— Уходим, уходим, — отозвался Горностай, увлекая за собой Арнику.

За ужином он торопился, но не оттого, что был голоден. Спешно орудуя ложкой, он опустошил тарелку с жареной кислой капустой и принялся расспрашивать Мзымвика, какой дорогой лучше всего добираться до Иволинского холма и сколько времени это займет, если бежать со всех ног. Мзымвик отвечал неохотно, глядя в тарелку, что бегать до Иволина — он никогда не бегал и ничего об этом не знает, а дорога одна, и, если с нее никуда не сворачивать, попадешь куда надо.

— Куда это ты заспешил? — поинтересовалась Выуявь.

— У меня есть время до утра, чтобы добраться до Иволина и вернуться. — Он сунул напоследок в рот огромный ломоть хлеба.

— Ночью? — ахнула Выуявь. — И не опасаешься?

Горностай с набитым ртом только покрутил головой.

— А зачем тебе? Там добрым людям и днем-то делать нечего. Развалины одни да нечисть.

— Уважаемая моя, — проникновенно сказал Горностай, жуя, — я буду вам очень благодарен, если вы укротите свое любопытство.

— Ишь… — обиженная Выуявь не нашла что ответить на столь изысканную речь.

— За ночь тебе не обернуться, — холодно сказал Ратн. — Возьми моего коня. Если ты, конечно, не давал обета путешествовать только пешком.

Поблагодарив, Горностай ответил, что старается по возможности обетов никаких не давать.

Затем он попросил у Мзымвика старый фонарь и, подмигнув на прощание Арнике, канул в ночь.

— Такие вот теперь странники, — подвела итог Выуявь. — Снаружи вроде монах. А видели, как девке подмигнул? А разговор его? А глаза бесстыжие? И при оружии он опять же. Я здесь столько народу перевидала и знаю — не бывает вооруженных монахов.

— Сейчас все бывает, — отозвался Мзымвик.

— Он не монах, — сказал Ратн уверенно. — Монаху я ни за что не доверил бы своего коня.

— Сильно подозрительно мне это все, — покачала головой Выуявь.

— Каждый странник выбирает себе то обличье, в котором ему удобней странствовать, только и всего, — пожал плечом Ратн.

— А главное-то — что, скажите на милость, ему на ночь глядя в Иволине понадобилось?

— Что понадобилось, то понадобилось, — окоротил жену Мзымвик. — Вина принеси.

— А то мало тебе! — взвилась она. — Всю прошлую ночь с гостями пил, теперь гости уж отказываются, а ему все подавай!

— Мы на службе, — пророкотал Иарен, — а он дома.

Но Мзымвик уже оттолкнул миску, шарахнул ложкой о стол и ушел к себе.

— Нехорошо, — тихо сказал Иарен.

Выуявь заулыбалась, отшучиваясь: мол, здесь у нас север, все иначе, чем у вас на юге, — здесь мужиков держать надо крепко, чтоб не расклеились.

— У вас бывает снег, — ответил на это Иарен. — Я видел снег в предгорьях Порубежья, держал его в руках. Сильно сожмешь кулак — он становится водой и протекает между пальцами. Открываешь руку — а там уже ничего нет.

Выуявь неуверенно хмыкнула и на всякий случай снова улыбнулась — она знала, что улыбка у нее на редкость белая и привлекательная. Днем женщина вдосталь нагляделась, как Иарен, сбросив рубаху, колет дрова, и было ясно, что его красная борода еще долго будет пылать в ее снах.

Мзымвик сидел в комнатке у печки и смотрел на огонь. Он даже не заметил, как Арника потихоньку завязала в платок краюху хлеба, фляжку с вином, новую шерстяную юбку и вязаные носки, поставила поближе башмаки из воловьей кожи и улеглась на постель в одежде, укрывшись с головой.

Она умела правильно ждать — прошлой зимой научилась этому у застывшей воды и неподвижного песка в часах. Правильно ждать — значит умереть на какое-то время и ожить, когда произойдет то, чего ждешь. Арника не шевелилась и не мигала, ночь проносила мимо нее чужие сны, истекала каплями темноты, иссякала.