Генри Олди - Крепость души моей

Виноваты!

– Властью, мне доверенной…

Тихий голос пронесся по скверу ледяным ветром – неслышный, но ощутимый, пробивающий до костей. Один из алкашей схватился за горло, захрипел, пошатнулся. Бабка на скамейке воздела персты для крестного знамения, да так и застыла с пальцами у лба.

– …указываю и повелеваю! С мига сего на неназываемое отнюдь не ссылаться. Забыть! Не вспоминать!..

Людям было холодно и страшно – и только. Те же, кому даровано иное, высшее зрение, увидели, как вспыхнул белый серебристый огонь, порождая огромный, бешено вращающийся обод. Острые золотые крылья, семь немигающих глаз.

– Да не будет помянут Отец Небесный всуе, ни Сам Он, ни Имя Его, ни Его Воля. Аминь!

Ледяной ветер стих. Бабка, оторвав персты ото лба, растерянно заморгала, достала из старомодной сумочки носовой платок. Алкаш взбодрился, прокашлялся, матернулся вполголоса.

– Продолжим, – как ни в чем не бывало, сказал Микки. – Следующий!

На этот раз шарик не хотел воспарять с ладони. Наконец поднялся, замер – и медленно лег в протянутую руку следующего в ряду. Третий не торопился. Поглядел в темнеющее вечернее небо, легким движением бровей вернул купол на место.

– За последнее время нами зафиксировано восемнадцать подобных случаев. Из них здешние обитатели сумели увидеть семь. Большинство, скажем так, явлений длилось не более секунды…

Экраны ожили, являя Небо и Землю. Два солнца горят бок о бок. Трещина рассекает девятиэтажный дом. Столб пламени бьет из-под тверди. Черный силуэт зверя на фоне заката.

…лапа поднята, зубастая пасть разверста.

– По четырем случаям наблюдатели звонили на телевидение. Двое написали в газету, но реакции не последовало. И вряд ли будет: свидетелей мало, пострадавших нет. Таким образом, большая часть явлений кратковременна. Это первое…

Пятый из Седьмой Череды расщедрился на поощрительный кивок. Кажется, именно это он надеялся услышать. Шарик тоже отреагировал, вспыхнув ярким золотом.

– Теперь второе. Все происходило в светлое время суток – или сразу же после заката. Ни одного ночного случая. Звучит нелепо, но автор всего этого ночью предпочитает отдыхать. Значит, для него «ночь» – понятие реальное. Едва ли это человек, но… И третье, куда менее приятное. Все случаи можно поделить пополам: имитация кары, как, допустим, сегодняшняя волна – или нечто нейтральное, но в принципе тоже опасное.

Шарик взмыл вверх, завис. Третий поспешил пояснить:

– То, что было на площади…

Экраны исчезли, сменяясь панорамой: толпа, суетливый мэр, броневик «Полковникъ Безмолитвенный».

– Если бы контакт стал реальным, весьма вероятно было бы взаимное инфицирование. С той стороны – брюшной и возвратный тиф, с этой – грипп новых штаммов. Около тысячи летальных случаев, минимум. Про всякую глупость вроде политических катаклизмов и эксцессов с тяжелыми последствиями я даже не говорю. Итак, либо кара – либо угроза ее. Милости, помощи и добра нет и в помине. Вывод один: городу кто-то угрожает. С умыслом или нет, иной вопрос.

Микки вновь кивнул, на этот раз менее охотно. Запреты запретами, а истина – она как вода в треснувшей батарее. Надо было что-то сказать, и Пятый из Седьмой Череды без сомнения нашел бы нужные слова.

Не успел.

Крайний в ряду поднес ладонь к уху:

– Еще! Прямо сейчас, в городском парке…

Великан брел по центральной аллее. Огромный, выше самых старых сосен, обросший густым черным волосом. Ликом темен, зубами остер, зраком страшен. На чреслах – повязка из грубо сшитых бычьих шкур, прихваченная поясом с медными бляхами. На толстой шее – ожерелье из звериных черепов. В деснице – дубина размером с ту же сосну.

Брел неспешно, под ноги глядел. Предосторожность излишняя, ибо огромные босые стопы не касались асфальта. Зазор был мал, не сразу заметен, и великан осторожничал. Ногу поднимет, посмотрит вниз. Опрокинутая урна? Обойдем урну!

– Бегите-е-е-е-е!

Шаг-шажище, еще щаг…

– Кино снимаю-ю-ю-ют! Сюда, сюда, скорее!..

От опасности убегают. К чему-либо интересному, напротив, спешат со всех ног. Обросший шерстью великан – сам того, вероятно, не желая – оказался в обеих ипостасях. Пугливых вымело из парка в первые же минуты, результатом чего и стала урна, лежавшая на боку. Иные оказались крепкого закала. Про случай на площади слыхал каждый, да и великан вел себя вполне миролюбиво.

И, конечно, кино. Кто бы ни крикнул, а подхватили в сотню луженых глоток:

– Кино снимают! Кинг-Конг! Сюда-а-а-а!..

Великан, он же Кинг-Конг, брел между тем дальше – от аттракционов к выходу, где ворота. На пути его никто встать не решился, зато по бокам народу собралось изрядно. Кинг-Конг словно чувствовал, переставлял ножищи медленно, основательно, давая возможность любопытным лилипутам поспевать за удивительным гостем.

Шаг-шажище, еще шаг…

Остановился, по сторонам взглянул. Грустно, тоскливо, без всякой злости.

– Сюда! Сюда!

– Ух ты-ы-ы!

– Сколько же такое нарисовать стоит?

Насчет «нарисовать» сообразили, когда гигант зацепил бедром бетонный столб с проводами – и не заметил. Могучая плоть прошла через бетон, ни один из проводов даже не дрогнул. Потом кто-то разглядел-таки зазор под пятами Кинг-Конга. Естественно, у кого-то оказался фотоаппарат, у остальных – мобильные телефоны со всеми полагающимися прибамбасами. Волосатый гость техникой не фиксировался. Спрятав «Nikon» в футляр, фотограф вынес вердикт:

– Защитку поставили. Жлобы голливудские!

А Кинг-Конг шел себе и шел. Вот и ворота впереди. Высокие, но для гостя – пустяк. Перешагнет, даже ногу не слишком задирая. Со стороны улицы, от троллейбусной остановки, спешили новые зеваки, вдали прорезался мерзкий глас сирены.

– Сюда-а-а-а!..

Великан остановился, моргнул всеми тремя глазами – и внезапно присел на корточки, уложив дубину на край аллеи. Покосился на сопровождающих, сделал понятный жест, приглашая подойти ближе.

Решились, хотя и не сразу. Сперва фотограф, оставшийся без снимков, за ним – курсант-летчик с девушкой, двое молодых людей с «паком» пива… А там и все прочие, включая мамаш с чадами от двух лет до восьми. Великан терпеливо ждал. Наконец, моргнув верхним глазом (тем, что посреди мощного лба), поклонился, прижал когтистую ладонь к сердцу.

– Здравствуйте, товарищ артист! – пионерским голосом отозвалась пенсионерка в белой панаме.

– Good afternoon, Mr. King Kong! – подхватил образованный курсант. – How do you like our City?

Уши дрогнули. Великан нахмурился, покачал головой.

– Не слышит, – рассудил фотограф. – А незачем было защиту от копирования ставить!

Мальчик лет десяти извлек из кармана кусок мела. Наклонился, чиркнул по асфальту раз, другой…