Андрей Ваон - Чемпионат

На Ольхоне (не заехать было нельзя) были отравлены «туристической атмосферой» и горами мусора. Энергию ожидаемую не почувствовали и побыстрее унесли с Ольхона ноги. В Онгурене, в ожидании человека, что сможет переправить их к Баргузину, забазировались у бабы Нюры, что приютила их за какую-то микроскопическую сумму. Они попарились, вкусили овечьего сыра и свежего коровьего молока. Юра успел что-то то там прибить и что-то там починить, а Лера вела задушевные беседы и вместе с Бабой Нюрой ходила собирать душистые травы. На ужин ели омуля и картошку. Народ в вымирающей деревне, был, на удивление, неспившийся, работящий и весёлый. Байкал любили монументально и горевали лишь от уменьшающегося вылова рыбы. «Загаживают море», — говорили. Разделу России не радовались, но и не печалились сильно — жили своим трудом, туристов не жаловали, от государства давно подачек никаких не получали. Цивилизация сюда заглянула будто разок и ненароком, обронила моторы для лодок и редкие дизеля для электричества. Эвенки и буряты были разбавлены славянами в равной пропорции, жили мирно и уважали шаманизм.

А вот от переправы на тот берег ребят отговаривали. Мол, «бурятские буряты» воду мутят, чего хотят, непонятно, русских не жалуют, туристов обирают. Но хода назад не было, а маршрут был кольцевым, поэтому, как только «паром» прибыл, ребята погрузили пожитки и тронулись в путь. Было тихо, и озеро ласковой волной лизало жестяной борт, взрезающий голубую волну с ватой отражённых облаков.

Солнце уже закатно алело на Западе, когда они выгрузились в устье Баргузина, подальше от деревни. Байкал шелестел мелким прибоем, а моторка затихала вдали слабым рокотом. После чая ещё немножко посидели:

— Юр, ты что так задумчив сегодня? Бурят опасаешься?

— Ну, как-то надо продумать ситуацию, которая может быть, да… — Бобров был действительно озабочен возможными трудностями. — Оружия у нас нет, да и бежать особо некуда. Будем смиренны, а если что — я отвлекаю, ты убегаешь.

— Ага, прям помчалась уже. Буду защищать своего суженного до потери пульса, — Лера ткнулась губами в небритую Юрину щёку.

— Ты же знаешь, как я ценю твоё упорство и силу, совсем не женскую, но здесь, пожалуйста, слушайся меня, — Бобров начал сердиться.

— Юрка, ну детсад, ей-Богу! — Лера возвела дистанцию. — И вот если что — мне будет тут хорошо одной? Куда я побегу? Далеко ли я уеду? Лучше же вместе, это понятно, как бы сложно ни было. И вот можно как-нибудь без этих проявлений «альфа-самца»? — она тоже разозлилась.

Лера ушла в палатку, а Юра долго ещё не ложился, бил на себе комаров и смотрел в темноту. Утром оба продолжали дуться. Так и в дорогу двинули, общаясь по делу и нарочито официально. Но спокойный переход по неплохим дорогам примирил их и наладил обстановку. Встречные жители были вполне дружелюбны и никакой агрессии не проявляли. После полудня запарило и на севере закучковались облака, перерастая в огромную чёрную тучу. Клёкот грома становился всё увереннее, и перерывы между всплесками молний и грохотом всё меньше.

Возле озера Котокельского их накрыло. Струи воды хлестали мощно и жёстко. Стало зябко и сыро — кругом лилась вода, заглушая шумом всё вокруг. Птицы давно смолкли. Юра успел лишь поставить навес, под которым они укрылись вместе с велосипедами.

— Такой сильный дождь не может быть долгим, да и давление не упало.

Юрины предсказания не спешили сбываться — Леру начало колотить от холода. Мутно подкрадывалась темнота. Юра сумел поставить палатку и вскипятить чая на сухом спирте.

— Что-то «недолгий» стал хроническим, но не перестал быть сильным. — Лере было плохо, она заболевала, но кольнуть Юру шанса не упускала.

— У тебя температура, — Юра отнял губы от её лба, — сейчас мёду, я тебя переодену и закутаю.

Уложив Леру в палатку, закутав спальниками, Юра в кромешной уже тьме и потоках воды собирал вещи, пытаясь сохранить остатки сухости, и рыл канавки, дабы не затопило палатку. Залезши под полог, отряхнулся и прополз уже внутрь палатки. Лера уже не дрожала, но жар у неё был приличный. Юра обнял её и быстро заснул.

Сумрачный свет возвестил об утре. Юра открыл глаза и услышал всё тот же бой капель по тенту. «Палатка хорошая оказалась. Однозначно». Он огляделся вокруг — всё сухо. Лера, разметавши руки, тихо дышала. Он попробовал лоб — температура явно спа́ла.

Снаружи была вода. На ветках деревьев висели тяжёлые капли, внизу, среди травы поблёскивали лужи, Юрины канавки журчали ручейками, а набухшие тучи скрывали верхушки деревьев на окружающих сопках. Ему пришлось попыхтеть, чтобы разжечь костёр. Но вот огонёк затеплился, щепа из кедрача начала потрескивать и потянуло сладким дымком.

— Юрка, там совсем всё плохо? — слабо спросила проснувшаяся Лера.

— Ну, не то чтобы совсем… сыро немного, а так ничего. — Он юркнул в палатку. — Как больные тут?

— Да вроде ничего. Слабость. Надо выйти под дождик, освежиться, — она улыбалась.

— По попе получишь!

— Ох уж эти мне твои угрозы…

— Сейчас завтрак сварганю, тогда вылезешь. Или, давай, прямо тут?

— Ага, сейчас! Я и умыться хочу и, вообще, надоело тут лежать.

— Упрямая… — недовольно буркнул Бобров, и убрался обратно под дождь.

Целый день они мыкались на обжитом, но сыром стойбище, в перерывах между приготовлениями пищи убивая время починкой снаряжения. Лере стало много лучше, она активно помогала и даже рвалась вслед за Юрой сделать омовение.

Сильнейший ливень продолжался ещё сутки, когда ребята были уже измотаны им вконец. Но вот сначала ливень перешёл в слабую морось, а потом стали мелькать голубые дырки в беловатых уже тучах.

— Как-то там речушки себя сейчас ведут? И, главное, как себя чувствует Селенга… — Юра не столько беспокоился, сколько по-мальчишески ждал встречи с разбушевавшейся наверняка стихией.

— Вот смоет мосты какие-нибудь, будешь тогда радоваться и тухнуть на берегу, — Лера кинула разумное зерно.

— Ну что ты, моя старушка, бурчишь? Ты же вон какая у меня смелая и отважная — я с тобой не пропаду.

— Ещё раз припомнишь, что я старше тебя, укушу, — Лера больно ткнула мужа в бок, на что тот ойкнул, но продолжал довольно улыбаться.

В этот день они ещё не тронулись — обсыхали под долгожданным солнцем. Но на следующее утро рванули с утра пораньше. С первых же километров стали видны следы стихии — бурые потоки бушевали в каждом овражке. Речные долины были наполнены ревущей водой, несущей деревья с корнями. Ближе к Улан-Удэ количество машин на дороге умножилось и плотность транспортных средств выдавила путешественников на грязную обочину. И без того они были облеплены разного грязевыми ошмётками с ног до головы.