Анна Семироль - Игрушки дома Баллантайн

Генерал молчит. Смотрит в насмешливые серые глаза сенатора и считает про себя до тридцати.

— Мистер Байрон Баллантайн, вы арестованы по приказу Его Императорского Величества, — чеканя каждое слово, произносит наконец он.

— Я думал, вы скажете это более торжественно, — с неподдельным сожалением качает головой Байрон.

Он смотрит на неподвижную толпу за воротами, словно ищет кого-то. Гладит собаку.

— Хотите кофе, главнокомандующий?

— Благодарю, нет. Есть дело поважнее. Отключите транслятор, Байрон.

Сенатор качает головой.

— Вы пренебрегаете моим гостеприимством, а я в свою очередь не хочу выполнять вашу просьбу.

— Это не просьба. Это приказ.

— Не вам мне приказывать, господин Крысобой, — ядовито цедит Баллантайн и швыряет под ноги генералу связку ключей. — Хотите отключить транслятор — ищите его сами.

С псом на поводке он идет к солдатам.

— Господа, прошу препроводить меня туда, где надлежит находиться арестанту. Мой дог будет со мной, простите мне эту маленькую слабость.

Раттлер подбирает ключи, оборачивается.

— Сенатор, а где Брендон?

Байрон останавливается, самодовольное выражение на мгновение исчезает с его лица.

— Мой ангел меня покинул. И хочется верить, что он нашел свою смерть под траками вашего танка.

Сэр Уильям стоит у окна в кабинете сенатора Баллантайна и смотрит на площадь перед воротами. Там — все та же застывшая толпа, оцепление. Словно фотографическая карточка.

— Господин главнокомандующий, — окликает его адъютант.

— Да, Джефферсон?

— Живых в доме нет. Слуги, похоже, растерзаны собаками. И еще… мой генерал, вам надо это видеть. В лаборатории.

Раттлер следует за адъютантом сперва коридорами, затем подземным переходом. Джефферсон открывает массивную окованную дверь, и на генерала обрушивается тяжелый запах гниющей человеческой плоти. Раттлер давит рвотный позыв, выхватывает из кармана платок, дышит через него.

На цепях в углу полуподвала распято нагое тело перерожденной. Ржавые звенья продернуты через разрезы в коже и мышцах, темнеет запекшаяся кровь. Голова женщины запрокинута, от трубок горла тянется к потолку еще одна цепь.

— Сэр Уильям, взгляните, — зовет Раттлера адъютант.

Взгляд генерала скользит по изувеченному телу, задерживается на животе женщины. Четыре грубых шва вместо одного вертикального. Раттлер подходит ближе и видит надпись химическим карандашом на бедре: «Пользуйтесь моим подарком осторожнее, сэр Уильям». Генерал присаживается на корточки и слегка касается швов. Женщина вздрагивает, открывает глаза.

— Господи Боже! — вскрикивает Джефферсон и отшатывается прочь.

— Спокойно, — осаживает его Раттлер. — Позовите сюда сапера и пару парней покрепче.

Джефферсон исчезает за дверью, генерал остается с последней куклой Баллантайна один на один.

— Потерпи, голубка, — просит он, стараясь, чтобы голос звучал помягче. — Ты меня слышишь? Понимаешь?

Женщина кривится от боли, синие глаза закатываются. Обморок. Генерал сметает с мраморного стола хирургический инструментарий, расстилает брезент, прежде укрывавший громоздкий прибор у стены. В коридоре слышится топот, и в лабораторию вбегают Джефферсон, немолодой сержант и двое плечистых солдат.

— Снимите ее — и на стол, — распоряжается Раттлер. — Только осторожно: она жива.

— Господин главнокомандующий, я прошу вас удалиться на безопасное расстояние, сэр, — просит сержант. — Лучше всего выйти за дверь. Если внутри бомба… сами понимаете.

Раттлер, Джефферсон и один из солдат выходят в коридор, закрывают дверь. Проходит минут пять, и сапер зовет их обратно:

— Все в порядке, господин генерал. Ее можно снимать и переносить.

— Сбивайте цепи, — говорит генерал солдатам и спрашивает сапера: — Что у нее в животе?

— Не могу знать, сэр. Но точно не бомба, да и сама кукла это говорит. Там что-то прямоугольное, плотное, размером с портсигар.

Перерожденную укладывают на брезент, Раттлер берет скальпель.

— Подержите ее. Дорогая, тебе придется потерпеть. Не шевелись.

Шелковые стежки легко расходятся, подцепленные кончиком скальпеля. Один за другим главнокомандующий распускает все четыре шва. Женщина лежит неподвижно, лишь с ужасом смотрит на крепко держащих ее солдат.

— Джефферсон, дайте пинцет и ранорасширитель. На полу справа от меня. Идите сюда, вы мне нужны.

Генерал осторожно приподнимает кожный лоскут, близоруко щурится. В глубине брюшной полости куклы поблескивает металл.

— Держите вот этот край, аккуратно и медленно сдвигайте на себя. Джефферсон, возьмите себя в руки, черт побери! Не дергайте.

— Сэр, судя по всему, это и есть транслятор, — негромко говорит сапер, заглядывая в рану.

Генерал кивает, рассматривает прибор. Все довольно банально: верньеры, регулирующие силу сигнала, несколько рычажков-тумблеров, мигающий индикатор. «Я же видел бумаги по этой чертовой машинке, — думает Раттлер. — Я должен вспомнить, как ее отключить». Он бросает взгляд на лицо перерожденной. Глаза женщины закрыты, губа закушена.

«Если я это просто выключу, неизвестно, что станет с куклами, — понимает вдруг главнокомандующий. — И нет никакой гарантии, что оно не рванет у меня под руками. Саперы тоже иногда ошибаются».

Он медленно переводит регулятор силы сигнала в положение «минимум». Выравнивает дыхание. Осторожно запускает руку в рану и тянет транслятор на себя. Тело перерожденной выгибается от боли. Она беззвучно шевелит губами, смотрит на генерала с ужасом.

— Сэр, погодите, — качает головой сапер. — Не трогайте. Прибор встроен. И питается от нее, посмотрите.

Сапер оттесняет бледного, как простыня, адъютанта и лезет в глубь раны пинцетом.

— Видите это, сэр? Баллантайн поставил ей смешанный двигатель. Энергия пара преобразуется в электрическую и питает транслятор. Лучше не лезть наобум, господин главнокомандующий. Если просто вырвать из нее этот прибор, она гарантировано погибнет, и…

— И неизвестно, как среагируют перерожденные, — мрачно продолжает Раттлер. — Значит, так. Джефферсон, выйдите наружу и оцените ситуацию. Доложите мне. Отправьте курьера: мне нужен медицинский фургон, перевезем нашу даму в штаб. Там уже будем решать, что делать дальше. Рядовой, сбегайте за парой простыней.

Сержант роется на полке с инструментами, ищет, чем разомкнуть звенья цепей на женщине. Раттлер слегка касается лба перерожденной, убирает с лица русые спутанные пряди.

— Больше не будет больно, я тебе обещаю. Сейчас подойдет машина, и мы отсюда уедем.

Возвращаются солдат с простынями и Джефферсон с докладом.

— Господин верховный главнокомандующий, там… Если так можно выразиться, куклы пришли в себя. Общее состояние вполне характеризуется словом «шок».