Л. ВОРОНКОВА - БЕСПОКОЙНЫЙ ЧЕЛОВЕК

– Пойдешь? – спросила Катерина Марусю.

Маруся наклонила голову:

– Ладно.

– Вот, глядишь, и дело наладится! – обрадовалась Катерина. – Саша у нас такой – он слово скажет, и все ясно!

– А вы сами до этого слова додуматься не могли?

В черных глазах Саши Катерина уловила насмешку и рассердилась:

– Ну и ладно! Работать – это во-первых. А уж если хочешь правильно строить речь, то должно быть и во-вторых. Где же оно у тебя?

– А во-вторых мы все должны Марусе помогать. Мы – комсомольцы. Вот ты, Катерина, вместе с ней работаешь. Чем ты ей помогла? Как ты ей помогла? Интересовалась ли ты ее судьбой, пока ее слезы не увидела?

Катерина густо покраснела:

– А я же не телятница…

– Значит, и дело не твое? Вот хороший характер – позавидуешь!

Катерина, встретив горячий насмешливый взгляд Саши, вскочила со стула, будто ее ударили.

– Я хотела! Я давно хотела с Марфой Тихоновной поспорить… Я даже на совещании хотела выступить! Ты думаешь, я не знаю, что сказать?

– Вот и выступи!

– А! «Выступи»! А Рублиху, думаешь, легко переспорить?

Саша поглядел ей в глаза:

– Но переспорить надо?

– Надо!

– Тогда о чем же разговор?

Саша прошелся по комнате и, с улыбкой взглянув на Катерину, добавил:

– А я думал, ты у нас крепкая!

Саша рано остался без отца – отец погиб на фронте в первый же месяц войны – и рано стал хозяином в доме. Кондратовы пережили много тяжелых дней, но никто из них никогда не жаловался. Матрена Андреевна так говорила своему старшему сыну: «А что жаловаться? Зачем на людей свое горе да свою нужду вешать? Сами справляться должны!»

Бывало, что Матрена Андреевна с утра до ночи пропадала в поле на работе, а Саша хозяйничал в доме: топил печку, нянчил младшего братишку. Возится-возится Саша с горшками, да с малышом, да с курами, да с цыплятами – и рассердится:

«Всё девчачьи дела делаю! Разве мальчишки печку топят? Не буду больше!»

А мать скажет:

«Ну, значит, ты не крепкий человек. Крепкий человек не разбирает, девчачьи или мальчишьи дела, но раз надо – значит, делает. Делает и не хнычет. А я ведь думала, что ты у меня крепкий!»

Тогда Саша, мужественно скрывая слезы, отвечал:

«А я крепкий!»

Катерина знала все это. И теперь она рассмеялась Саше в ответ и задорно подняла голову:

– А я и есть крепкая! – И, вкрадчиво заглядывая Саше в глаза, попросила: – Только, Саша, и ты приди. Ладно? Ну просто как член правления приди… С тобой все-таки посмелее!

Производственное совещание началось вечером, после третьей дойки коров.

До самого этого часа Катерина жила с легкой душой. Но, уже всходя на крыльцо правления, она почувствовала, как все-таки тяжело ей будет выступать против человека всеми уважаемого, тяжело бороться с высоким авторитетом старшей телятницы… Ну, а что же делать? Что делать? Раз надо, то какой разговор?

Мать с некоторой тревогой провожала ее на это совещание:

– Ты там полегче, поаккуратней. Не обижай старуху. А еще лучше, если бы и совсем ты ее не трогала. Василий Степаныч за нее горой и дед Антон тоже. Перессоришься со всеми, а к чему?

Катерина ответила ей:

– Обижать не собираюсь, а сказать – скажу. Не могу не сказать, мама. Должна сказать, ведь я же комсомолка! И так слишком долго молчали!

– Вот видишь, – вмешалась бабушка, – а не была бы комсомолкой- как бы спокойно было!

Но Катерина уже хлопнула дверью.

– А не была бы комсомолкой, так же поступила бы, – возразила мать: – вся в отца! Тому тоже никогда в жизни покоя не было!

На совещание собралось много народу – доярки, телятницы, конюхи, скотники, члены правления колхоза; пришли и пастухи – сегодня должна была речь идти и о пастбищах… Разместились кто как сумел: и на лавках и на стульях, а кто и прямо на полу. Синеватый папиросный дымок уже бродил под потолком. Негромкий разговор, негромкий смех – кто о чем, только не о том, что стоит в повестке собрания. Настанет час, и поговорим, а что же раньше времени свои мысли высказывать!

Катерина вошла и живо оглянулась – здесь ли Саша? Саша был здесь. Рядом с ним сидел румяный большелобый Ваня Бычков. Тут же незаметно приютилась и Маруся Чалкина. Ее светлые брови были напряженно сдвинуты, маленькие губы плотно сжаты, и темная родинка казалась еще темнее на побледневшей щеке.

У Катерины заблестели глаза – все здесь! Она улыбнулась Саше, который в это время взглянул на нее, и тихонько села в сторонке.

Вскоре пришел председатель, и дед Антон открыл совещание.

Катерина сидела спокойно, но так волновалась, что почти и не слышала, о чем говорилось на совещании. Удои, корма, пастбищные угодья… Спорили, доказывали, советовались.

– А как насчет нового двора? – спросил дед Антон у председателя. – Когда будем стройку начинать? Ты говоришь – в районе одобрили?

– В районе одобрили, – ответил председатель. – По-твоему, старик, вышло: будем лес возить!

Дед Антон самодовольно погладил подбородок. Голубые глаза его весело засветились из-под косматых бровей.

– Ну, вот и все вопросы разрешили. – сказал дед Антон. – А на дворе-то, гляди, ночь уже!

Все начали было подниматься. Тогда Катерина встала и подошла к столу.

– Нет, дедушка Антон, еще не все вопросы, – сказала она: – я вот еще насчет телят хотела поговорить.

Все насторожились. Марфа Тихоновна выпрямилась, и брови ее грозно сошлись у переносицы.

– Я вот прочитала книжечки про костромских телятниц. Очень интересные дела там делаются. Они телят воспитывают в неотапливаемых помещениях, в холодных…

Сразу поднялись недоверчивые голоса:

– Ну, мы этого не видели!

– Мало ли что напишут!

– Да ведь это больших, наверно! Не маленьких же!

– Маленьких, – твердо продолжала Катерина. – Как родится, так его сразу в секцию молочников: это значит – в телятник для маленьких. В этих секциях даже совсем печек нет. И телятки у них не дохнут. И не только не дохнут, но и не болеют даже. И никакого отхода у них нет. Не пора ли и нам у костромичей поучиться? А так что же? Нам люди говорят, нас люди учат, а мы всё свое! Дальше терпеть такое положение нельзя, у нас телята гаснут! Вот сейчас опять больна телочка от самой лучшей коровы, от Золотой, а ее непременно надо бы на племя вырастить, она хорошей породы. А вот и она болеет!..

– Так что же ты предлагаешь? – прищурившись, спросил Василий Степаныч.

– Предлагаю новорожденных телят сразу ставить в неотапливаемые телятники, – ответила Катерина, смело и твердо глядя ему в глаза, – предлагаю воспитывать их так, как воспитывает зоотехник Штейман в совхозе «Караваево», – вот что я предлагаю!

– Ну?.. – Дед Антон обвел глазами примолкших людей: – Кто скажет?

И вдруг зашумели все сразу:

– Я скажу!

– Дай мне сказать!