Л. ВОРОНКОВА - БЕСПОКОЙНЫЙ ЧЕЛОВЕК

И отчетливо вспомнился Василию Степанычу один мартовский день. Ледяной ветер, крепкие сосульки, бурые подталины около дворов. Василий Степаныч идет куда-то мимо скотного, а дед Антон, расстроенный, с морщиной между бровями, пеняет молодой телятнице Арине:

«Да что ж, у тебя руки отсохли – чистой соломки-то принести? Гляди, телята в болоте стоят! Своему-то, небось, стелешь, а эти чьи? Не твои, что ли?»

А телятница Арина, высокая, румяная, с завитушками на лбу, глядит куда-то в сторону, не то слушает, не то нет. Выслушала и пошла…

«Ты чего же? – кричит ей вслед дед Антон. – Кому я про солому-то сказал?»

«А где я тебе соломы возьму? – отвечает на ходу Арина. – Что я, пойду из омета дергать? Она там смерзлась вся. Очень нужно руки морозить!»

«Что ж, значит мне самому идти?»

«Если хочешь, иди!»

И у Василия Степаныча даже сейчас, после шести лет, за щемило сердце так же, как и тогда, когда он увидел, как старик, взяв веревку, побрел к омету.

А вот и другое вспомнилось. Василий Степаныч зашел в телятник. Правление только что поставило старшей телятницей Марфу Тихоновну Рублеву – надо посмотреть, как старуха справляется. Может, озорная Арина тут заклевала ее совсем?

Но вошел – и остановился в тамбуре. В телятнике шел крупный разговор. Голос Марфы Тихоновны гудел, как набат, на все секции:

«Это что? Грязь здесь развели! Как это ещё не все телята у вас тут передохли! Сейчас берите вилы, и чтоб все стойла вычищены были! А ты, Арина, за соломой поезжай!»

«Сама поезжай, – спокойно отозвалась Арина, глядя куда-то в окошко. – Как ее надергаешь, мороженую-то!»

Марфа Тихоновна с вилами в руках вышла из стойла.

«Не я поеду, а ты! – грозно сказала она. – Я тебе не дед Антон – все на своем горбу везти! А если тебе в омете солома мороженая, если у тебя на работе руки зябнут – ступай домой на печку, там отогреешься! Ступай-ка, ступай! Трудодни зарабатывать надо, а не даром получать! А на твое место у меня люди найдутся!»

Арина оторопела, обернулась к Марфе Тихоновне:

«Да ты что это? Как это – домой ступай?»

«А вот и так! Или дорогу забыла? Провожу!»

«А я вот сейчас пойду председателю пожалуюсь! – закричала Арина. – Он тебе даст так над людьми измываться! Ты узнаешь! Я все расскажу!..»

И, выбежав в тамбур, налетела на Василия Степаныча. Василий Степаныч сделал вид, что только что вошел:

«Что за крик, а драки нету?»

«Василий Степаныч, – жалобно начала Арина, – что ж это такое! Работаешь, работаешь, а тебя из телятника гонят!..»

«Раз гонят – значит, плохо работаешь, – ответил Василий Степаныч. – Сроду не слыхал, чтобы хороших работников с работы гнали!»

Телятницы с любопытством поглядывали на них. Подошла и Марфа Тихоновна:

«Ты что, Василий Степаныч?»

«Да вот, пришел на твое хозяйство посмотреть».

Но старуха, тогда еще статная и дородная, властно приподняла руку.

«Еще нечего глядеть, – сказала она, – одно позорище! Вот управлюсь немножко, тогда приходи. Вишь, у меня тут красавицы какие – за соломой не дошлешься… В стойлах наросло – бугры да комья!»

«Где веревка-то?» – сумрачно спросила Арина и, сдернув веревку, висевшую на крюке, вышла из телятника.

И отчетливо припомнилось сейчас Василию Степанычу то чувство душевного облегчения, с которым он вышел из телятника:

«Ну, эта старуха с делом справится!»

И еще одно яркое воспоминание пролетело в мозгу.

В колхозе праздник. Из райзо приехала комиссия, смотрят колхозный скот. По всему району идет смотр скота, чтобы выявить и отметить лучших животноводов.

Около скотного собрался народ. Колхозницы принарядились: пестрые кофточки, светлые платки… Тут же стоят и представители райзо. А Марфа Тихоновна, широко растворив двери телятника, выпускает по одному телят в загон. Телятки чистенькие, сытые, сразу начинают играть, бегать по загону, оставляя круглые следы на ещё влажной весенней земле…

И председатель райзо, товарищ Гречихин, весело оглядывается на председателя:

«Твои, пожалуй, на первом месте будут! И телята хороши, и отхода меньше, чем у других».

Так и было: на районной доске почета имя старшей телятницы калининского колхоза Марфы Тихоновны Рублевой написали на первом месте.

Слава о колхозе – на всю округу, портрет Марфы Тихоновны в газете…

Василий Степаныч медленно притушил недокуренную папиросу и попросил слова. Все притихли, ожидая, что скажет председатель.

– Картина ясна, – начал он и задумался, как бы подыскивая слова. – По старинке нам не жить и на старинку не равняться. Не соха у нас пашет землю, а трактор. Не цепами хлеб молотим, а электрической молотилкой да комбайном. И нас всех – председателей, бригадиров – сначала учиться послали, а потом уж на работу поставили, потому что с новым нашим хозяйством отсталый, неграмотный человек управиться не может. Так как же это получается, что у нас в телятнике люди попрежнему отсталые и неграмотные? Как получается, что эти отсталые, неграмотные люди и учиться не хотят? Как получается, что самый лучший работник на ферме у нас в работе тормозом становится?

– Это я, что ли, тормозом становлюсь? – прервала его Марфа Тихоновна. – Про меня, что ли?

– Про вас, – ответил председатель. – Вы бы, Марфа Тихоновна, первая должны были этот вопрос поднять, это ваше дело. Тяжело мне вам говорить это, я о ваших заслугах помню… но…

– Вот оно что! – не слушая его, продолжала Марфа Тихоновна. – Это я уж теперь тормозом, оказывается, стала! Вот спасибо, вот утешил за то, что я на работе ночей не сплю! Вот обрадовал!

– Тише, голова, тише! – крикнул дед Антон. – Я тебе слова не давал!

– А мне и не надо твоего слова, – повысила голос Марфа Тихоновна, – я и без твоего слова могу сказать! Кто-то где-то написал, кто-то где-то рассказал, а я сейчас так и послушала, так и позволила вам телят губить! С кого с первого-то спросится – с вас или с меня? Или, может, с Катерины этой? Да она вчера столбы рядить выдумала, сегодня телят на мороз, а завтра еще с чем-нибудь объявится! А вы и уши развесили, слушаете ее!..

– Ты, голова, насчет Катерины-то напрасно! – вступился было дед Антон.

– А насчет меня – не напрасно? – гневно возразила Марфа Тихоновна, – Вот постройте новый двор, тогда и работу спрашивайте!

– А тогда и спрашивать будет нечего! – подхватила рябая Паша. – И без ваших новых методов телята вырастут!

– Да ведь толкуют же вам, что в неотапливаемых помещениях телята лучше растут! – сдерживая раздражение, сказал председатель. – Вы подумайте над этим хорошенько. Подумайте!..

Но тут уже все телятницы закричали, что не будут работать, что пусть Василий Степаныч сам телят выхаживает, а тут еще никто с ума не сошел, чтобы их морозить… Пронзительный голос Тони Кукушкиной присоединился к ним: